След сна. Книга 1

Пара встреч в библиотеке, несколько – на факультете, и ее курсовую я изучил от и до. Приезжать в Лозанну по идее стало незачем, но поездки реже не стали. Елена говорила очень тихо, постоянно краснела, и на людях смущалась даже за руку держаться. Словно была вообще не отсюда, и ее случайно машиной времени занесло. Мягкие жесты, улыбки и свитера. Совсем несладкие яблоки, которые она грызла, когда волновалась, а волновалась часто. Увлечение чтением каких угодно букв, в том числе с вывесок, афиш и объявлений, делало ее осведомленной обо всех мероприятиях в округе. Парки, театры, музеи – Елене хотелось побывать везде, но непременно со мной, потому что «иначе неинтересно». В клубы тоже ходили, но реже, поскольку все неизменно заканчивалось одинаково – она пряталась где-нибудь в укромном углу, или подбивала уйти, дыша мне в ухо и сокрушаясь, что мешает «веселиться».

Через год Елена приехала в Женеву на каникулы, с намерением обойти местные парки и познакомить меня с папой, который «всегда страшно занят, и живет как раз здесь». Встреча в ресторане обещала быть скучной формальностью. Вышло иначе. Оказалось, что с папой мы… знакомы. Леон Дорман сидел напротив, терзая вилкой стейк, и от былого одобрения, с которым он на меня смотрел на совещаниях, не осталось и следа. Елена удивлялась: «Надо же, как тесен мир – вы вместе работаете». Тесен. Мне и в голову не могло прийти, что она имеет какое-то отношение к Дорману, даже фамилия не настораживала – не настолько редкая. А о фонде мы не говорили, к слову не пришлось. Потом, в офисе, недовольный папа вежливо намекнул, что девушек вокруг много, а дочь у него одна. Нечего ей делать рядом с эсперами и личностями с ними связанными, включая сотрудников Совета, и знать о чем-либо. Следующий разговор был менее вежливым, последний – за гранью деловой этики.

Под конец каникул, глубокой ночью, примчалась Елена. С дорожной сумкой и изгрызенным до хвостика яблоком. Заявила, что временно бросает университет и идет работать, а сейчас переночевать бы где-нибудь. Пока я выспрашивал, что стряслось, у нее зазвонил телефон. Пытавшийся разыскать Елену Дорман огреб категоричных ответов, что впредь не надо платить за ее квартиру и учебу, поэтому и навязывать, с кем встречаться, тоже не надо. Но шокировало не это, а тон и подобранные ею выражения. Елена, которая боялась и слово резкое произнести или голос повысить, уступая всем, лишь бы не ссориться, разошлась так, что трубка улетела в стену.

Проснулся и выполз Ланс, в пижаме и гневе. Правила-то в доме было всего два – от работы его не отвлекать и по ночам не шуметь. Узнав, кто пожаловал, и в чем дело, он озадаченно потер очки. Два раза сказал: «М-да», и больше ничего. В отличие от меня, ему всегда было известно, как выглядит дочь Дормана… Решили с ней найти вместе квартиру в Лозанне, ездить туда я уже привык. А университет бросать лишнее, у меня-то работа есть. Елена успокаивалась долго, отвлекаясь лишь на подсунутый чай и попытки высмотреть, что же в моей комнате моего. Кажется, ожидала увидеть какую-нибудь любимую кружку, альбом с фотографиями, пришпиленную к монитору записку, смятую квитанцию в углу и прочую личную ерунду, а не стол, заваленный учебниками по иностранным языкам, вплоть до самых экзотических.

А утром явился Дорман, который авторитарность куда-то припрятал, благополучно помирился с Еленой и увез домой. Она вернулась в Лозанну, и все стало как раньше – относительно, теперь на совещаниях ее отец в мою сторону не смотрел вовсе.