– Не совсем… – Длинная плетка в руках Далимила злобно поигрывала, словно готовилась хлестануть издали тех людей, о которых разведчик говорил. – Даны два поста выставили, на нашем же берегу, рядом с обеими дорогами. Мы их со всех сторон аккуратно обложили. Но они не очень-то и караулят. До графа Ксарлуупа там проезжал Сигурд. Он пятнадцать человек графу в подмогу отправил. На всякий случай… Но сообщил, что ты, княже, ни сам ехать не хочешь, ни Дражко не отпускаешь. И потому они только у двух возможных дорог стоят. Если надо, можно их обойти, если настроение будет, можно их по деревьям для просушки развесить.
– Лучше сразу развесить, – сурово, почти зло решил Дражко. – Скачи и передай приказ.
– Подожди, – Годослав остановил гонца. – А сам граф с ними?
– С ними, княже…
– Тогда не торопись. Графов вешать не положено. Им только голову рубят. Но я не палач и потому разрублю ему что-нибудь другое. Со мной поедешь через час, – сказал Далимилу и повернулся к князю-воеводе. – Бояре уже должны собраться. Я им только пару слов скажу о своей болезни и оставлю их на твое попечение… Держи их в руке крепко, а то на шею сядут.
Глава 24
Фрамея Гаса лежала поперек седла, чуть придерживаемая левой рукой, в которой был зажат и повод его великолепного коня-великана, а сам он правой гладил оскалившуюся голову волка, свисающую у него с левого плеча, и что-то шептал, наклонившись в сторону волчьего уха, словно с волчьей шкурой по душам разговаривал. За спиной сакса нестройными рядами двигалась полусотня оружных воинов племени. Точно такие же волчьи головы свисали с плеч еще нескольких человек, следующих сразу за Гасом, показывая, что это символ, а не случайное украшение предводителя. В отличие от вечера прошлого дня, когда Гас был рядом с Кнесслером, на сей раз он был и вооружен, и защищен лучше. На левом бедре красовались узорчатые ножны какого-то старинного, может быть, еще даже римского меча, которые среди германских племен порой встречались, напоминая об ушедшей великой эпохе, когда все германцы, и дальние от Рима саксы в том числе, встречались с римлянами постоянно. К задней луке седла был прикреплен плоский и круглый деревянный щит, обтянутый грубой кожей. Металлические полосы шли из-под умбона во все стороны, словно солнечные лучи, вплоть до крепкого наружного обода, ошипованного со всех сторон. Улыбающееся солнце же изображал и сам умбон. На голове Гаса в этот раз был круглый кожаный шлем, к которому были грубо приклепаны металлические пластины. Любые украшения на этом крепком шлеме выглядели бы лишними.
Дорога, по которой двигался отряд, вела вокруг холма королевской ставки, окруженной рыцарскими палатками и шатрами, потом мимо холма с армейским лагерем, входящим в хозяйство Бернара, и дальше к обширной поляне, на самом краю которой, ближе к кромке леса, было отведено место для лагеря саксов и вообще всех прибывающих на турнир не франков.
Саксы впервые так вот, при вооружении, причем довольно основательном, появились вблизи позиции франкских войск, и нашлось немало желающих посмотреть на них, таких неустрашимых и неуступчивых, упрямых в своей любви к свободе и нелюбви к агрессивному христианству в течение последних двадцати пяти лет. Когда уже все другие страны и народы, побежденные Карлом Каролингом, смирились со своей участью, саксы, не оглядываясь на соседей, продолжали сопротивление. И простые воины, и даже несколько рыцарей выстроились вдоль дороги, рассматривая длиннорукого коротыша Гаса и его соплеменников. Рыцари, говоря по правде, больше смотрели не на всадника, а на его коня, сразу оценив возможность мощного животного нести закованного в тяжелую броню человека. Простые же солдаты, прошедшие всю Европу, поглядывали на местных воинов откровенно чуть свысока, с некоторой долей пренебрежения. Им, испытавшим удары бойцов многих национальностей, было с чем сравнить, и потому внешним своим видом уважения местные ополченцы у франков не вызывали.
– Не будь я Третьен из Реймса, если я не добуду в схватке этого коня… – громко, почти вызывающе, сказал, стоя в группе других воинов, простой солдат, недавно сопровождавший графа Оливье к королевской ставке.
– Для этого тебе сперва придется сбросить наземь этого волосатого коротышку, – подначивал его другой. – А он, мне сдается, не из самых сговорчивых будет…
– И не таких мы видывали. – Третьен поигрывал секирой, прокручивая в руке рукоятку, отчего лезвие поблескивало на солнце. – Мы всего-то полутора десятком сопровождали к королю графа Оливье, когда этих саксов пара сотен на нас наскочила. И все такие же несговорчивые вначале были. Мы быстро их утихомирили…
– Всех? – раздался насмешливый вопрос из заднего ряда.
– А что… – хвастался воин. – Уж кто-кто, а граф Оливье войну с пеленок знает. Как они в Ронсевале вместе с Хроутландом ущелье держали, так же он и при нас поступил. Самый узкий участок дороги выбрал, и мы ударили в копья! Сразу проход трупами завалили. И всю атаку ихнюю сорвали. И не выпускали их, держали там, пока к нам на помощь герцог Анжуйский не подоспел.