Старая женщина, тело которой было высушено до костей тяжёлым недугом, часами рассказывала о своей непростой жизни, о том, как месила ногами бетон на стройках Днепрогэс, как участвовала в раскулачивании зажиточных крестьян – изымала по указанию партии излишки у них домашнего скота, уравнивая их с бедняками.
Именно тогда, на одном из таких мероприятий, в неё выстрелили из обреза, убили лошадь, когда она прорывалась через окружение озлобленных недоброжелателей.
Вспомнил я об этом неслучайно, потому как Мария Владимировна Трацевская – персональный пенсионер республиканского значения (был такой раньше статус) искренне сокрушалась, всё то, что ей приходилось делать, притом порой с риском для здоровья и самой жизни, позже назовут ошибками, делом неправым.
Так что же всё-таки, привело автора дневников к такому суждению? – вновь задаюсь я вопросом? Может, осознание того, что втягивание СССР в войну в Афганистане это был американский проект, длившийся вдвое дольше, чем Великая Отечественная Война? Ведь неслучайно войну в Афганистане они называли Советским Вьетнамом.
И сейчас, спустя многие годы, это является очевидным фактом. Может поэтому у него в душе возникла горькая досада, что тысячи лучших сыновей нашей Родины сложили свои головы, отстаивая чужую правоту, в чужой стране, начавшей строить, как писали газеты той поры, социализм, от которого позже и в своей стране-то отказались…
Впрочем, что гадать. Вот его первый блокнот, в нём кроется начало первой главы моего романа «След в прошлом», в котором уже слышатся не только отголоски живого голоса никем и никому необъявленной не столь далёкой героической и трагической афганской войны, начавшейся при «застое» и завершившейся при «перестройке», но также и времени, предшествующему ей.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава первая
Дуся неспешно шла по коридору «Панфиловки» – алма-атинской школы имени Героя Советского Союза генерал-майора И. В. Панфилова, ловя на себе любопытные взгляды. Несмотря на то что она весело стучала каблучками, настроение было хуже некуда.
В этой школе, ей предстояло знакомство с новым классом и это обстоятельство больше всего занимало и тревожило её. Ей не нравилось приковывать к себе внимание, но избежать это она не могла, так как была не из тех, кого называют «серой мышью» или «бледной молью».
Длинноногая блондинка с шикарной копной светлых волос и серо-зелёными глазами, плюс точёная фигурка. Юношеские проблемы она счастливо избежала: никаких жирных волос, никаких прыщиков на молочно-белой коже. Она всегда была хрупкой, но не тощей, а в последнее, перед отъездом в столицу заметно оформилась. Ходила красивой походкой, благодаря занятиям по художественной гимнастике, проводимых её тётей в местном Доме культуре.
Тётя отличалась скверным характером, но это обстоятельство, тем не менее благотворно сказывалось на спортивных результатах её воспитанниц. Таким образом, все достоинства Дуси вызывали не только восхищённые взгляды мальчиков, но и ядовитую зависть одноклассниц.
Внимательно изучив расписание, Дуся поспешила в конец коридора. Отыскав свой класс, она остановилась у окна в ожидании педагога, который вёл у них литературу. Дети, проходя мимо, бросали любопытные взгляды на неё…
Неожиданно к ней подошёл один мальчик, и, взглянув на неё с добродушной улыбкой, спросил.
– Ты новенькая?
Дуся вымучено улыбнулась ему в ответ.
– Да, новенькая.
– Так, заходи в класс и занимай свободное место…
– Нет, я лучше подожду учителя, это будет правильнее.
– Тогда я займу на тебя место, если ты, конечно, не возражаешь сесть рядом со мной за одной партой?
– Спасибо! – мило улыбнулась ему Дуся, – я не против.
– Меня зовут Клим, фамилия Ломакин. По-взрослому я Климент.
– Необычное имя, оно, как и моё, редко встречается, – заметила Дуся.
– Мой с детства зачитывался книгами о героях Гражданской войны, поэтому и назвал меня Климом в честь маршала Климента Ворошилова. А тебя как зовут?
– Если по-взрослому, то я Евдокия Тобольская, а так просто Дуся. Если по-взрослому, – задорно рассмеялась она, то я Евдокия. – Моим предкам тоже Гражданская война навеяла назвать меня этим именем. А тебе нравится твоё имя?
Клим рассмеялся.
– Да, нравится. Хотя было время, оно мне не нравилось. Однажды я даже высказал отцу претензии, на сей счёт. А твой отец, часом, не военный?
– Нет, – ответила Дуся, – он инженер, а мама филолог. Что касается моего имени, то была такая революционерка – Дуся Ковальчук, её расстреляли в 1919 году не то, чехи, не то поляки.
Улица, на которой стоял мой дом, в родном Новосибирске, была названа в честь её. Кроме того, а в городском сквере был установлен её мраморный бюст, я там, в детстве, часто любила бывать. Так, что у нас судьбы похожие меня назвали в честь её.
А ещё от школьного учителя по истории я узнала, что Дуся Ковальчук в 16 лет вышла замуж. Её муж был парикмахером, имел свой салон на привокзальной площади, и был вдвое старше её, – добавила она к сказанному и усмехнулась.
– Ничего себе! Да он же старик… А вдруг тебе, Дуся, такая же заготовлена участь? – рассмеялся Клим.