След за кормой (2-е издание)

У ворот Боспора Фракийского стоял на европейском берегу город Византии, колония выходцев из Мегар. На правом берегу приютились небольшие городки Халкедон и Никополь.

Все эти три города позднее разрослись, слились вместе, и сотни лет спустя стал у ворот Чёрного моря огромный город Византий, столица большой империи.[42]

Но во времена бегства Тиманфа Византий ещё не мечтал о своей грядущей славе, и жители его занимались садоводством, рыболовством и торговлей с соседними колониями.

После нескольких часов плавания Боспор Фракийский остался позади, а перед мореплавателями раскинулся необозримый Понт Эвксинский.

Ночная битва с гетами

И опять пошли дни нелёгкого плавания. Здесь берег был не столь гостеприимным, как западный берег Малой Азии, где греческие колонии шли сплошной полосой. На западном берегу Понта Эвксинского эллинские города далеко отстояли друг от друга, и их окружали области с чуждым, часто враждебным фракийским населением.

«Артемида» упорно пробивалась к желанной цели. Осталась позади основанная милетцами Истрия. Корабль подошёл к устьям огромной реки Истр, которую много тысячелетий назад именовали О-Талом, а потом Ористом.

Здесь мореплавателей вновь ожидала опасность, но уже другая. Береговые жители — геты были самыми отсталыми из всех фракийских племён. Но они обладали зловещей славой морских разбойников, смело выплывали из глубины лиманов на небольших лодках и нападали на проходящие греческие корабли.

Мореходы старались плыть подальше от опасных берегов. Так рассчитывал поступить и Демарат, но погода спутала его расчёты. Благоприятный ветер вдруг утих, и наступило полное безветрие. По несчастному стечению обстоятельств, судно оказалось довольно близко от берега, а уже вечерело. Опасаясь, что ночной ветер нанесёт «Артемиду» на мель, капитан приказал бросить якоря. Но только что успели это сделать, как на берегу замелькали подозрительные огни.

Демарат вознес к богине Артемиде горячую молитву об избавлении от опасности. Экипаж судна стал готовиться к защите.

От светильника, вечно горевшего в каюте навклера — он хранил огонь с алтаря Артемиды в Ольвии, — были зажжены другие светильники. Их расставили так, чтобы в случае необходимости можно было запалить смолистые факелы, несколько охапок которых были принесены из трюма. Нет ничего хуже, чем сражаться с врагами в темноте, и Демарат не хотел дать фракийцам такого преимущества.

Все, кроме Эвротеи, Филиппа и Периандра, вооружились мечами, опоясались кинжалами, положили возле себя дротики и щиты. Баллисты были приведены в боевую готовность: тугие жилы закручены, сверху наложены камни…

Экипажем овладело тревожное, томительное ожидание: если уж бой неизбежен, то пусть лучше начнётся поскорее. Баллур ходил по палубе, сумрачно пошучивая и ободряя бойцов. Филиппа, Периандра и Эвротею он свёл в трюм, чтобы надёжнее укрыть их от опасностей битвы.

Огни на берегу, до которого было около шести стадиев, вдруг потухли, и это заставило Демарата насторожиться: час действия приближался. Скоро зоркий Феаген сказал, что он видит на воде до десятка тёмных пятен: это были лодки гетов.

Фракийцы плыли очень тихо, видимо рассчитывая захватить корабль врасплох, но это им не удалось. Когда нападающие приблизились на сотню локтей, вдоль бортов ярко вспыхнули факелы, и переход от тьмы к свету был так неожидан, что ослеплённые геты в первые мгновения даже перестали грести.

Греки воспользовались растерянностью врагов. С воинственным кличем они метнули в нападающих дротики. В лодках раздались стоны; до десятка гетов было ранено, некоторые смертельно.

Более действенными оказались снаряды, пущенные с трёх баллист левого борта. Тяжёлые камни понеслись по воздуху. Один не попал в цель, другой убил сразу трёх гетов, но всех удачнее выстрелил Баллур: пущенный им камень проломил борт лодки, она зачерпнула воду и опрокинулась.

Лодки нападающих приостановились, и оттуда понеслись стрелы. Трудно прицеливаться с качающихся лодок, и лишь несколько стрел просвистело над палубой «Артемиды» или вонзилось в борта. Защитники корабля прикрылись щитами. Один из матросов всё же был ранен в плечо. Но он выдернул стрелу из раны, с презрением разломил её и швырнул обломки в море.

С бортов «Артемиды» снова полетели дротики. Ещё несколько гетов упали ранеными, но нападающих было слишком много, и они неотвратимо приближались.

Бойцы заряжали свои машины, закручивая связки воловьих жил, заменявшие в баллистах пружины. Но заряжание баллист было медленным, кропотливым делом, оно требовало многих минут, и в скоротечном морском бою обычно удавалось сделать только первый залп. Баллур понял это, когда фракийские лодки были уже у самого корабля. Он с проклятием бросил рукоять баллисты, выпрямился во весь свой огромный рост и вдруг, схватив с палубы большой камень, метнул его в ближайшую лодку. Раздались вопли раненых.