След Золотого Оленя. Повесть

Во многих местах в бревна оказались вбиты бронзовые крючки. Видимо, на них были развешаны различные одеяния и конская сбруя. И ткань и кожа давно истлели. Остались лишь упавшие на пол золотые бляшки в виде крошечных фигурок разных животных — оленей, пантер, баранов, бронзовые удила и костяные псалии[9].

Из погребальной утвари прежде всего, конечно, бросалась в глаза посуда, необходимая покойнику в его последнем путешествии. Вдоль стены стояли глиняные горшки разных форм и размеров — и совершенно целые, неповрежденные. Значит, в гробнице никто еще до нас не побывал!

Начинаем осматривать погребальную камеру не спеша, детально, разбив ее сначала, как полагается, на квадраты. Они помогают тщательно разметить, где именно что лежало. Потом надо все сфотографировать с разных точек, зарисовать, пометить на плане, прежде чем выносить на белый свет и бережно упаковывать.

— Смотри! — Савосин протягивает мне довольно большой сосуд, покрытый прекрасно сохранившимся черным лаком.

Я разбираю вырезанную на нем пояском надпись греческими угловатыми буквами: «Опустоши меня!»

Великолепная находка. Она не только свидетельствует о широко развитых торговых связях между греческими колониями на берегу Черного моря и местными жителями, но и поможет уточнить время погребения. Оно никак не моложе начала шестого века до нашей эры. Именно тогда подобные сосуды были в моде.

Но, значит, мы все-таки промахнулись. Этот курган явно постарше раскопанного Смирновым, хоть они и стоят рядом.

Так, а это что? Бронзовые наконечники стрел. Сами стрелы и кожаные колчаны давно истлели, а наконечники сохранились, лежат тремя аккуратными кучками, странно похожие на пули. И сколько их! Хотя погребальной утвари и немного, видимо, покойник был довольно знатным и богатым воином. Только свои сбережения он носил в колчанах — в виде стрел. Стрелы и дротики в те времена служили не только оружием, но и своего рода деньгами. Наконечник заменял монету. Поэтому в богатых погребениях их иногда находят мешками — по шестьсот и даже больше! (Забегая немножко вперед, скажу, что мы обнаружили в этом погребении двести шесть наконечников — очень приличное состояние.)

— Скорее всего шестой век, — говорит Савосин, задумчиво перебирая позеленевшие наконечники. — Надо будет уточнить у велографов[10].

— Зачем их беспокоить? — вдруг ласково произносит Андрей Осипович. — И так никаких сомнений: даже не шестой, пожалуй, последняя четверть седьмого века до нашей эры.

Мы с Алексеем Петровичем уставились на него.

А Клименко продолжал как ни в чем не бывало:

— Листовидные и асимметрично-ромбические, обе разновидности двухперых втульчатых. Отливались в двустворчатых каменных формах. Поскольку у многих наконечников преобладают втулки внутренние и остроарочные контуры, вполне вероятно, погребение даже седьмого века.

— Откуда вы все это знаете, Андрей Осипович? — потрясенно спрашиваю я.

— Да ведь я же вам, помнится, говорил: увлекаюсь изучением холодного оружия всех времен.

Занятый стрелами и пораженный удивительными познаниями бывшего следователя, я не сразу замечаю, что Тося хочет что-то спросить. Наконец она не выдерживает, тянет меня за рукав:

— Всеволод Николаевич, а где же сам скелет?

— Какой скелет? — не понимаю я.

— Ну где же сам покойник? Ведь должен быть его скелет. Могила не ограблена, все цело. А скелета нет.

Мы с Алексеем Петровичем и Клименко, слушавшими наш странный разговор, довольно тупо озираемся по сторонам. Еще раз осматриваем всю погребальную камеру. Потом смотрим друг на друга… В самом деле, что за чертовщина. Стоят нетронутыми сосуды, лежат наконечники стрел, проржавевший меч с остатками истлевших ножен. Его обычно клали рядом с покойником. Но меч есть, а скелета возле него нет.

Куда же подевался покойник? Ведь не могли украсть его скелет грабители, оставив все прочее в неприкосновенности?!

Авенир Павлович так заинтересован, что, заглядывая, чуть не сваливается в раскоп.

— Кенотаф! — догадываюсь я.

Студенты переглядываются, услышав знакомое слово, и с новым интересом начинают осматривать все вокруг.

Еще бы. Нам попалось ложное погребение! Их устраивали, когда воин погибал где-нибудь на чужбине, в дальней стороне. Тело его оставалось в руках врагов. И тогда его близкие у него на родине все же устраивали ему символические похороны. Копали могилу, как полагалось по обычаям предков, укладывали в нее всю погребальную утварь, насыпали высокий курган и совершали тризну возле пустой могилы.

Находка интересная. Дело в том, что в здешних краях кенотафы большая редкость. Их тут обнаружено всего несколько, причем все более позднего времени. Гораздо чаще встречаются они в степи, особенно на Кубани. Это и понятно: жившие в Предкавказье кочевые скифы чаще совершали дальние походы в чужие края и там погибали. Судя по обилию кенотафов в тех местах, не менее трети воинов не возвращалось домой.

Выбравшись из раскопа, Алексей Петрович долго стоял, задумчиво рассматривая контрольную бровку.