Следак

Здесь же мы уже второй день кочуем по лавочкам. А из удобств – тень от растущего рядом развесистого дерева. Впрочем, куда меня еще вести без галстука и с дешевыми часами?

Она уселась, аккуратно поправив юбку и устремив в мою сторону коленки. Я отвел взгляд, почувствовав, что дело дрянь. Она мило улыбнулась, уже без натянутости.

– Альберт Анатольевич, вы не передумали? – начала она деловой разговор.

– Нет, не передумал, – уверил я ее в своих самых серьезных намерениях довести дело до конца. Если, конечно, на ноги не пялиться. Иначе нам светит совсем другой финал.

– Вы вчера упомянули о пяти тысячах. Но это слишком большая сумма, – она смотрела на меня проникновенным взглядом серых глаз.

А я, глядя на нее размышлял. Раз Зудилина начала разговор с размера отступных, то на саму схему она в целом согласна, вот только запрошенная мною цена ее не устраивает. Это радовало. Думал будет сложнее. Боялся, что сегодня опять будем водить хороводы.

– Вам грозит до трех лет лишения свободы, – начал я с главного и по сути единственного моего козыря.

– Или штраф, – ее ход оказался откровенно слабым.

– Или штраф, – даже не стал я спорить, – но в комплекте с приговором.

Ее карта оказалась бита. Я улыбнулся. Зудилина, поджала губы. Еще партия?

– У меня нет таких денег – теперь ее глаза излучали печаль.

– А сколько у вас есть? – включился я в игру.

– Боюсь, не больше тысячи, – осторожно ответила она.

– Этого мало, – категорично заявил я, – за три-то года свободы. Плюс приговор, плюс лишение права управлять автомобилем на пару лет. Я итак запросил с вас по минимуму, – математически доказал я свой довод.

– Никто мне три года не даст. У меня безупречная репутация, а значит положительная характеристика мне обеспечена. Потом я женщина, а вы совершеннолетний. Да и не пострадали вы особо. Даже в больнице не лежали, и диплом хорошо защитили, я узнавала. Так что отделаюсь штрафом и, возможно, на год лишусь прав, – представила она свой расчет.

– Плюс приговор, – дополнил я то, что она забыла в него включить.

– Итого полторы тысячи, – как-то странно подсчитала она.

– Хорошо, только ради ваших красивых ног, то есть глаз, я согласен снизить сумму до четырех тысяч, – в торге всегда приходиться уступать. Упрешься и сделка сорвется.

– Альберт Анатольевич, это не серьезно, – Ольга подняла глаза к небу. Глубоко вздохнула, а когда вернула взгляд на землю, то застала меня за разглядыванием своей груди.

– У меня только две тысячи. И давайте закончим на этом, – произнесла она, сделав еще один полный вдох.

– Пять минут назад у вас была только одна тысяча, – заметил я, и, взглянув на часы, продолжил, – у нас как раз еще есть пять минут.

– Две с половиной – не вам, ни мне, – сделала она новое предложение.

Я демонстративно посмотрел на часы.

– Но нельзя же быть таким упертым! – воскликнула она.

– Хорошо, две с половиной, – уступил я, потому что Зудилина начала нервничать. А отец меня учил, что у человека о тебе должны остаться светлые воспоминания.

Ольга устало улыбнулась.

– Я отдам их вам после того, как вы сделаете, что обещали, – выдвинула она требование, прижав к себе портфель еще крепче.

– А купюры у вас какие? – уточнил я прежде чем спорить.

– Сторублевые, а что? – удивилась она вопросу.

– Если бы четвертные, то пришлось бы вам мне еще портфель дарить, бонусом, – объяснил я ей расклад.

– Нет. Портфель я не отдам, – кончики ее пальцев от усердия покраснели.

– Не бойтесь, теперь не отберу, – успокоил я ее, и тут же предельно жестко добавил, – утром деньги – вечером стулья.

Зудилина пробуравила меня взглядом, но послушно полезла в портфель, загородив мне обзор клапаном.

Деловито пересчитав купюры, я засунул их в трусы, прижав резинкой.

Зудилина при этом деликатно отвернулась.

Двадцать шестой кабинет нашелся на первом этаже почти в самом конце коридора. Никакой таблички кроме номера он не имел.

Я открыл дверь, пропуская даму. Мы почти синхронно поздоровались с сидящим за одним из двух столов среднего возраста мужчиной с лейтенантскими погонами на серой форменной рубашке, отвлекая того от заполнения бумаг.

– Здраствуйте, – вопросительно уставился он на нас.

– Чапыра, – представился я, – меня в двадцать шестой кабинет на десять часов вызывали.

– Да, да, есть такой, – начал он копаться в лежащих на столе документах, – необычная у вас фамилия, поэтому и запомнил. Вот, нашел.

Он положил перед собой скрепленные скрепкой несколько исписанных листов. Удалось разглядеть схему и протокол, что составлял гаишник.

– А вы кто? – спросил он мою спутницу.

– А я Зудилина, – ответила она.

Он вновь уткнулся в документы.

– А, понял, – произнес он и вновь поднял на нас взгляд. – Гражданка Зудилина, подождите в коридоре, а мы с товарищем пока пообщаемся.

Ольга недовольно поджала губы, но спорить не стала.

– Присаживайтесь, – указал лейтенант мне на стул, когда дама вышла.

– Вызвал я вас, – продолжил он, – чтобы определиться будем ли мы возбуждаться по двести одиннадцатой и передавать дело в следствие.

– Не будем, – ответил я, отметив про себя забавность формулировки.

– То есть машина вас не сбивала? – уточнил лейтенант.