Следопыт

— Был только один путь к цели миссии, — ответил я, — тот, который нам было приказано пройти по суше на автомобилях.

Он нацарапал записку в блокноте, лежавшем у него на столе. Тогда я понял, что он фактически устроил мне официальный допрос, то, что мы в армии называем «разговор без кофе». Это было бесценно. Когда миссии проходили успешно и все в патруле купались в лучах славы, все хотели заявить, что они были причастны. Но когда вас попросили совершить невозможное и дерьмо попало в вентилятор, все начали искать козла отпущения.

Какое-то время он молчал. Затем:

— Я так понимаю, вы пропустили свой сеанс связи в 16.00?

До этого момента я не понимал, что мы его пропустили, и Трикки тоже. Я вспомнил первый переход по мосту в Насирии, где мы безуспешно пытались вызвать штаб-квартиру Следопытов по TACSAT. Я предположил, что вскоре после этого мы, должно быть, пропустили сеанс. Но в то время мы были в движении и пересекали линию фронта, и, должно быть, именно поэтому мы забыли отправить его.

Я мог себе представить, каким кошмаром это было. В течение нескольких часов после того, как мы пропустили наш сеанс связи со штабом, там вполне могли опасаться, что мы скомпрометированы и находимся в бегах. Занесение нашего патруля в список «пропавших без вести» было бы одним из худших из всех возможных исходов для бригады.

— Мы пытались один раз, незадолго до 16.00, но не смогли вызвать штаб-квартиру Следопытов, — сказал я ему. — Должно быть, мы забыли об этом в пылу миссии. Но мы поддерживали постоянную связь в течение всего дня, и штаб-квартира была хорошо осведомлена о наших намерениях. В любом случае, мы были мобильны и продвигались через линию фронта противника. Вы не можете отправлять сообщения, когда вы мобильны, потому что вам нужно остановиться, чтобы настроить радиоантенну.

И снова он записал мой ответ. Затем он спросил:

— Почему вы продвинулись вперед передовых позиций Корпуса морской пехоты?

— Мы сделали это, потому что такова была наша миссия — двигаться вперед, провести рекогносцировку и отметить ВПП в Калат-Сикаре.

— В Насирии американские морские пехотинцы были прижаты к земле. Почему вы решили, что двигаться вперед безопасно?

— Я не думал, что это безопасно. Мы находимся в состоянии войны. Мы работаем в тылу врага. Это никогда не бывает безопасно. Но в разведданных, которые нам дали, говорилось, что район на север до аэродрома был «относительно безопасным». Мы связались с самыми передовыми подразделениями Корпуса морской пехоты. Они ничего не видели с точки зрения наличия противника, стоявшего перед ними. Мы продвигались вперед, опираясь на наилучшую доступную информацию. Оказалось, что она была совершенно неверной.

Лишь с большим трудом я держал себя в руках. Замечание о том, что мы пропустили сеанс связи, было справедливым, но это все больше и больше напоминало испанскую инквизицию. Мои кулаки начали сжиматься от ярости.

— Почему вы продолжали ехать на север после первого столкновения? — требовательно спросил он.

— Это стандартная процедура для Следопытов — проезжать через места засад, к тому же это был единственный способ выполнить нашу миссию.

— Почему вы отправили только одно текстовое сообщение с докладом об обстановке, когда вернулись на американскую линию фронта? Вам не кажется, что штаб-квартире не помешало бы получить больше информации?

— Потому, что связист в моей машине, Трикки, стер шифрование, так как мы были окружены врагом и думали, что все вот-вот погибнем.

— Даже если так, почему вы не послали надлежащего боевого доклада с расходом боеприпасов?

Я не мог в это поверить. Это было сродни вопросу о том, почему я нарушил процедуры охраны здоровья и безопасности, когда я был убежден, что нас вот-вот прикончат.

Он доставал меня из-за того, что мы не подали отчет о том, сколько у нас осталось боеприпасов, когда мы только что вырвались из боя всей нашей жизни.

— Как ни странно, мы больше заботились о том, чтобы донести до американцев точные разведданные, чтобы они могли разбить авиаударами противника численностью в две дивизии, за что Корпус морской пехоты США был очень, очень благодарен. Как ни странно, в то время расход боеприпасов просто не казался таким уж важным.

Мне больше нечего было сказать. Я поднялся на ноги, простился и вышел из палатки.

Я отправился на долгую прогулку по ПОБ, пытаясь успокоиться. Почему на меня только что свалили все это дерьмо? Разговор без кофе после всего, через что мы прошли, и на нас навалили кучу дерьма в качестве разведданных. В чем была его гребаная проблема?

Я предположил, что в штабе, должно быть, подняли большой шум, когда миссия провалилась, и они подумали, что могут потерять целый патруль. Если бы мы добрались туда невредимыми и провели разведку аэродрома, а 1 ПДБ отправился и захватил бы его, тогда мы все были бы в шоколаде. Поскольку это было не так, штаб, должно быть, предположил, что они потеряли нас, и, следовательно, они каким-то образом пытались откреститься от нашего патруля.