– А крепко всё же британцы османам врезали! – заметил мичман Сташевский. Он стоял тут же, на мостике, и разглядывал в бинокль то удаляющийся ордер британской эскадры, то разрозненные дымки над удирающими броненосцами Хасан-паши, то покосившиеся мачты, торчащие из воды в полутора милях от «Инфлексибла». – Три судна, а взамен ни одного своего не потеряли!
– Как это – ни одного? – возмутился кондуктор. – А энтот?
Он топнул ногой по палубному настилу.
– Нескладно выходит, вашбродие, – не три, а четыре кораблика турка потерял. Наш-то вы не подсчитали, верно?
И кивнул на лежащий на боку «Хотспур».
– То-то ж, что и наш, а не их! – с усмешкой ответил Сташевский. – И вот этот, – он похлопал ладонью по ограждению мостика, – мы с тобой потопили, а никакие не турки. Вот и выходит, братец, что счёт твой никуда не годится!
Кондуктор поскрёб пятернёй затылок, и лицо его просветлело – это было заметно даже под заляпанной кровью повязкой.
– Так что ж выходит, вашбродие, англичашки туркам наподдали, а мы – англичашкам?
– Выходит, так, братец. Потому как – вот!
И показал на грот-стеньгу. Там на вечернем средиземноморском ветру полоскалось полотнище Андреевского флага.
– А вас, мичман, можно будет поздравить с Георгием, – заметил Остелецкий. – Как в статуте прописано, помните?
И процитировал наизусть строки, написанные ещё при Екатерине Великой:
– …достоин быть написан в подносимой нам росписи офицер тот, который, ободрив своим примером подчинённых своих и предводительствуя ими, возьмёт корабль, батарею или другое какое занятое неприятелем место…
Мичман густо покраснел.
– Ничего, друг мой, не тушуйтесь, – Остелецкий потрепал юношу по плечу. – Не за кресты служим, а на благо Отечеству. Хотя как в народе говорят? За Богом молитва, а за царём служба не пропадёт!
В баковую надстройку «Инфлексибла» ткнулась узкая барка. Гребец, весело скалящийся негр в набедренной повязке и грязнейшем платке-куфии на чёрной курчавой шевелюре, приветственно помахал рукой стоящим на мостике людям. Венечка потянулся за жестяным рупором.
– Боцман, давай сюда своих молодцов! В лодки передавать в первую очередь раненых. И в каждую по двое матросов с оружием. Пущай на берегу пленных посторожат, а то как бы их толпа не растерзала. Местные магометане – народ лютый, от англичан натерпелись. Учинят расправу, а вина на нас будет: почему недосмотрели?
Боцман кивнул, подхватил багор и кинулся к борту. До Венечки донеслись вперемешку арабские гортанные фразы и сугубо военно-морские обороты, изрыгаемые с подобающей моменту экспрессией. Мимо протрусили двое матросов, русский и англичанин, с носилками, на которых стонал молоденький второй лейтенант с разбитой головой. Фелюги одна за другой причаливали к полузатопленному броненосцу, принимали людей, отходили, гребли к берегу.
Венечка вздохнул.