Дверь распахнулась, и до мичманов долетел раскат нецензурной брани. На пороге стоял Греве – злой, невыспавшийся, с помятой физиономией, в закатанных до колен штанах и несвежей рубашке навыпуск. В обеих руках он держал башмаки (от сапог отказались давным-давно, когда по пути через Индийский океан пересекали тропик Козерога) и как-то ухитрялся ещё и хвататься за косяк.
Рославлев со смехом бросил барону кота. Несчастное животное с мявом вцепилось барону в рубашку, вызвав тем самым новый обвал брани. После чего сигануло куда-то вбок и скрылось в каюте.
– А в рыло, князинька? – хмуро поинтересовался барон. – Не посмотрю ведь, что вы чином выше – поймаю Ваську, возьму за хвост и по харе им твою светлость отвожу!
– Хватит вам торчать тут букой, барон! – легко отозвался лейтенант. На угрозу оскорбления действием он и не думал обижаться. – Поднимайтесь-ка лучше наверх, а сюда я пришлю матроса со шваброй, согнать воду вниз, в трюм. А то у вас скоро плавать можно будет!
И верно, вода в коридоре стояла выше лодыжек. Даже не стояла, а ходила низенькими волнами туда-сюда вдоль коридора, от переборки к переборке, в такт размахам качки, без всяких усилий перехлёстывая через комингс.
– Если хочешь спать в уюте, спи всегда в чужой каюте… – Греве пробурчал под нос истину, известную любому гардемарину, проводил забавников сердитым взглядом (те уже направлялись к трапу, хватаясь за стены каждый раз, когда судно валилось на борт) и заглянул в каюту. Рыжий Васька забился на книжную полку и оттуда сверкал на законного владельца помещения ярко-жёлтыми глазищами.
Барон вздохнул, попытался стереть с лица накапавшую с подволока воду (помешали зажатые в руках ботинки) и, чертыхаясь, направился вслед за Завадским и Рославлевым к трапу. Навстречу ему сверху хлестали потоки воды.
Он выбрался на палубу через люк, расположенный сразу за грот-мачтой, и огляделся. Картина, достойная первого дня творения: ветер ревел великанским рогом, его порывы срывали гребни волн и рассеивали их над океаном облаками водяной пыли. Горизонт сплошь в серой пелене, и глаз не находит правильного волнения – штормовые валы потеряли очертания, сшибаются, закручиваются воронками и бурлят крутым кипятком в одном огромном ведьмином котле. Клипер то взлетает к низким дождевым тучам, то проваливается в бездонные ущелья меж водяных хребтов.
От удара накатившей водяной горы затрещал вельбот на боканцах, и Греве едва устоял на ногах, схватившись за подвернувшуюся под руку снасть. Кипящий вал ударил в коечные сетки, перепрыгнул фальшборт, разлился по палубе, вскипая водоворотами вокруг препятствий, докатился до грот-мачты и схлынул. Барон стоял мокрый до нитки и отплёвывался от внезапного душа…
Казалось, это не закончится никогда. «Крейсер» с кургузыми обрубками вместо мачт (стеньги спустили, как только запахло затяжным штормом) вторую неделю беспомощной щепкой носило по океану. Машина с её тысячью двумястами индикаторных сил едва-едва выгребала против штормовых шквалов, но проку от этого было немного – по большей части пустой перевод угля. На сколько удалось продвинуться к весту? На сколько клипер снесло к зюйду или, наоборот, к норду? На эти вопросы сейчас не ответил бы никто. Ни командир клипера, капитан-лейтенант Михайлов, ни штурманский офицер не имели ясного представления о местонахождении судна – счисление в такой обстановке делать не имело смысла. Небо же, постоянно затянутое облаками, не давало возможности определиться по солнцу или звёздам. «Крейсер» несло в неизвестность; ясно было только, что общее направление – на ост, параллельно экватору, в сторону острова Суматра и архипелага Бату.
Не желая понапрасну надрывать и без того изношенные механизмы и предвидя близкую необходимость экономить уголь, Михайлов приказывал время от времени останавливать машину, держа в котлах лишь номинальное давление. Чтобы судно управлялось – ставили штормовой стаксель и грот-марсель, с тремя взятыми рифами, и всё равно рангоут зловеще трещал с каждым порывом штормового ветра…
– С лёгким паром, барон! Похоже, вас там прилично затопило?
Греве поднял голову. С мостика, вцепившись в ограждение, на него смотрел командир клипера. Аккуратно одетый, в безупречно сидящей фуражке, словно и не творилось вокруг нечто, мало уступающее библейскому потопу, он всем своим видом словно бросал вызов взбесившейся стихии.
– Ступайте-ка в кают-компанию, вестовой принесёт вам сухое, переоденетесь, – распорядился Михайлов. – Матросы смотрят, нехорошо… вы ведь теперь в подвахтенной?
– Сменился, господин капитан-лейтенант! В следующий раз мне заступать в «собаку».
Барон надрывал горло, стараясь перекричать завывание ветра. А Михайлов даже не особенно повышал голос – но казалось, что его слышно в любом уголке палубы.
– Вот и славно. Замёрзли, небось, мокрым, в одной рубашке?
Барон кивнул. Тропики тропиками, а на ноябрьском ветру пробирало до костей.
– Велите буфетчику подать адмиральского чаю и укладывайтесь на диване. До вахты, даст Бог, выспитесь, ежели аврала не случится.