Следовать новым курсом

здание русского представительства

…ноября 1878 г.

Портфель был тяжёлый — туго набитый бумагами, из кожи толщиной в полпальца, с массивными бронзовыми уголками и круглым, на бронзовых же дужках замком, сделавшим бы честь иному амбару.

— Такой камнем пойдёт на дно, — оценил Юлдашев. — Ключа нет, разумеется?

Остелецкий развёл руками.

Третий присутствовавший в кабинете — незнакомый Венечке морской офицер в ранге капитана второго ранга — извлёк из кармана хитроумный ножичек со многими лезвиями, открыл одно и принялся ковыряться в монументальном произведении чемоданно-замочного искусства. Портфель успешно сопротивлялся.

— Вы же доложили, что он утонул? — спросил Юлдашев, наблюдая за манипуляциями моряка.

— Портфеля не было на шхуне вовсе. Я подобрал его в германской резиденции, после того, как сцепился со вторым взломщиком. А когда выскочил вслед за ним — прихватил портфель с собой и засунул его под крыльцо. Очень боялся, что пруссак заметит, но, по счастью, было темно, да и он был занят, крутил албанца-взломщика. А наутро, когда всё закончилось, добрался до резиденции, улучил момент и портфель вытащил. Всё боялся не успеть — начнут немцы крыльцо обшаривать, где их человека зарезали, и найдут…

Он несмело улыбнулся Юлдашеву.

— Кстати, вы Зацаренному что-нибудь насчёт меня соврите — так, мол, и так, особое задание выполнял. А то он смотрит на меня, как на проходимца какого-то, неловко…

Юлдашев не ответил, только недовольно дёрнул щекой.

…Ги-ги-ги… нашёл, о чём горевать!

…Брысь!

Раздался звонкий щелчок. Крышка портфеля распахнулась. Внутри он действительно был туго набит бумагами — пакетами из провощённой коричневой бумаги, в которых обычно возят дипломатическую почту, тетрадями в дорогих сафьяновых переплётах, листами, листиками, аккуратно сложенными записками.

Моряк извлёк один из пакетов. Для этого понадобились некоторые усилия — документы были буквально вбиты в тесное кожаное вместилище.

— Канцлеру Германской империи О́тто Эдуарду Леопольду фон Бисмарк-Шёнхаузену, — прочёл он. — Похоже, это личный архив канцлера.

— Кто же решился его похитить? — осторожно осведомился Венечка. Не то чтобы он рассчитывал получить ответ, но…

Юлдашев извлёк из бювара фотографическую карточку.

— Этот?

На карточке был изображён мужчина в длинном сюртуке, с тростью, в цилиндре.

— Вроде похож… — неуверенно ответил Остелецкий. — Только тут он помоложе и бороды почти нет.

— Неудивительно — снято почти десять лет назад, когда он ещё не числился на дипломатической службе. А вот шпионом он был уже тогда. Вы, молодой человек, отправили на тот свет не кого-нибудь, а самого сэра Ричарда Фрэнсиса Бёртона, рыцаря-командора ордена Святого Михаила и святого Георгия. А также — путешественника, исследовавшего Великие Африканские озёра, поэта, гипнотизёра, отчаянного авантюриста, который, прикинувшись арабом, проник в священный для мусульман город Харрар и саму Мекку. Даже, говорят, обрезание для этого сделал!

— И при всём при том, — добавил моряк, — сей господин был редкостным прохвостом и чрезвычайно опасным негодяем.

Он по одному вытаскивал из портфеля пакеты и тетради и аккуратно, рядами раскладывал их на столе.

— Надо же, и переписка с австрийским графом Андраши тоже здесь. Любопытно, чрезвычайно любопытно! Похоже, князь Бисмарк не знаком с пословицей насчёт яиц и корзины…

— Не клади яйца в одну корзину? — спросил Юлдашев.

— Иначе говоря — распыляй свои интересы и средства. Так говорит дурак. Умный же человек скажет: «Клади все яйца в одну корзину, но береги корзину!»

— Занятно… — прокомментировал граф. — Я бы сказал: достойно пера господина Пруткова. Но что-то я у него такого не припомню…

— Не угадали, Александр Евгеньич. Сие высказывание принадлежит перу одного североамериканца. Пока он не слишком известен в литературных кругах, но, поверьте, это скоро изменится.

— Вы бывали в Североамериканских Штатах? — решился спросить Остелецкий. — Видимо, с эскадрой Бутакова?

— Нет, раньше, во время их Гражданской войны. Я тогда работал на серебряном прииске в Неваде, там и познакомился с тем господином. Звали его, если мне память не изменяет, Сэмюэль Клеменс, лет тридцати или около того…

Венечка подавился очередным вопросом. Работа на серебряном прииске в Америке — занятие, мягко говоря, не самое типичное для русского офицера.

— Ладно, вернёмся к нашим баранам, то есть к покойному сэру Ричарду, — продолжал как ни в чём не бывало моряк. Голос у него был глубокий, бархатный. — Вы не представляете, юноша, до чего приятно говорить об этом господине в прошедшем времени. Кстати, в числе прочих своих гнусностей он был буквально помешан на самом грязном разврате. Представьте: основал в старушке-Англии некое «Общество Камасутры», чтобы издавать в обход закона о непристойных публикациях порнографические книжонки. Что до опасности — видели у него на щеке шрам?

— Что-то такое было, — припомнил Венечка. — Я, правда, хорошо не разглядел, было темно.