— Но вышло иначе.
— Угу. Совсем иначе.
Фигаро чиркнул спичкой о манжет.
Дрожащий огонек мигом изгнал из комнаты всю ее жуть пополам с мистическим ужасом. Нет, ощущение ядовитого холода никуда не делось, но как бы потеряло актуальность — с утра в кабаке, где хозяевам прижимистость не позволяет подкинуть в печку лишнюю лопату угля, воздух бывает и поядреней.
Комната оказалась маленькой и на удивление чистой. Обои в мелкую клетку, на полу — милый коврик с пасторальной вышивкой: коровы, река, пастушок с дудочкой. Мощный дубовый стол с выдвижными ящиками, платяной шкаф в углу, пузатый комод (настоящий антиквариат), узкое окно, наглухо закрытое жестяными ставнями, пара мягких стульев. У окна на железной подставке стояло чудо техники — немецкий керосиновый примус, вычищенный до блеска. На столе — большая масляная лампа.
И широкая двуспальная кровать у стены.
Рядом с кроватью на полу валялась подушка и ворох несвежих скомканных простынь. Из рыжего матраца кое-где вылезал гусиный пух. Возле кровати стоял слабый, но несомненный кисловатый душок, напоминающий то ли о вокзальной уборной, то ли о давно не чищеном курятнике.
— Тут его и нашли? — следователь кивнул на кровать.
— Да, — Гастон сделал нервное движение к порогу комнаты и тут же отскочил назад. — Перед смертью он обмочил кровать.
Фигаро хмыкнул и, подойдя к столу, снял стеклянный колпак с лампы. Повозился с фитилем, зажег лампу от почти догоревшей спички. В комнате сразу стало светло — было видно, что за лампой, как и за примусом, хорошо следили.
— Вы! — следователь повернулся к домоправителю. — Постоянно забываю, как Вас зовут…
— Фрюк, госполин следователь. Гуга Фрюк, — старикашка аж подпрыгивал, стараясь заглянуть за плечо Гастону, стоявшему в дверном проеме. Получалось у него плохо — Гастон был мужик немаленький.
— Господин Фрюк, Вы нашил тело в ту ночь?
— В тот вечер, господин следователь. Часы на башне как раз пробили десять.
— И сразу сообщили жандармам?
— Не жандармам. Я сразу побежал в отделение Инквизитория. Извозчика взял! Отдал полтину с мелочью…
— …которые Вам возместили после составления акта. А скажите-ка, друг мой любезный, чего это Вам вздумалось навестить Вашего постояльца в такой неурочный час? И как Вы определили, что бежать надо именно в Инквизиторию? — Фигаро поднял пушистые брови, из-за чего на его подвижном лице появилось выражение комичного недоумения.
Домоправитель захихикал, потирая руки. Гастон возвел очи горе; судя по всему, историю своей невероятной проницательности старичок рассказывал при нем уже не в первый раз.
— Ну а как же! А как же! Каждый день, ровно в десять по городским часам принимаю я, значит, пилюли от радикулита. Часы пробили, я как раз снял с печи чайник, залил их кипятком…м-м-да… Поставил стакан с лекарством в кастрюльку с холодной водой — такую, знаете, маленькую — чтобы простыло все это дело быстрее… дэ-э-э… И только собрался пить, как господин Марко, господин, надо сказать, тишайший, принялись так орать, что у меня волосы дыбом встали. Котельная в тот вечер не работала, так что через отопительные решетки хорошо слышно было. Я уже подумал, что этот Марко пожар устроил, схватил алхимический пеногон и на лестницу. Ан тут как бабахнет! — домоправитель вскинул руки, чтобы показать, как именно бабахнуло. — А потом — ка-а-а-ак даст! Аж пол подпрыгнул! А потом так — та-та-та-та! А потом эдак — бумс! Все стекла по второму этажу — вдребезги! Я бегом по лестнице — господин Марко уже не кричал больше — добежал до двери… ну, вот до этой самой. И вспомнил, что забыл ключи. В дверь стучал руками и ногами — хоть бы хны, не отзывается никто. Пока я за общим ключом сбегал — ну, за тем, что от всех дверей — тишина. Открываю я дверь, а постоялец-то мой на кровати скорчился — я так тоже, бывает, корячусь, когда язва прихватит, едрить ее туда и растуда. А над ним… ну, навроде как дым. Только дым этот черный и такой, знаете… склизкий. Тут у меня в горле запершило, глаза заслезились и, стыдно сказать, задал я оттуда такого стрекача, что остановился только в Кованом Переулке. Вот и скажите, милейший, куда мне потом было бежать? В инквизиторию, ясен день!
— А дальше?
— Что ж дальше? Налили мне там водки, дали огурцом закусить — трясся я больно, выспросили, что да как, потом ткнули под нос какой-то трубкой с часиками и велели ждать в приемной. Ну, я до утра и проспал там у них на диванчике…
— Ага, — Фигаро почесал затылок. — То есть входная дверь была заперта. А окно?
— В смысле, в комнате господина Марко? Закрыто, понятно. Холодно же! Только стекла все повылетали. Потому-то я ставни везде и опустил.
— Ясно, — Фигаро пожал плечами. — Что ж, пока рано делать какие-либо выводы. А ну-ка…
Он бухнул саквояж на стол, открыл его и достал устройство, чем-то напоминающее толстую металлическую дубинку, которую охватывал медный змеевик. На конце у «дубинки» было припаяно нечто вроде манометра с торчащими наружу пружинками, стальными усиками и головками завода.
При виде загадочной штуковины домоправитель просиял.