Следователь и Колдун

Зам. Матика, немного помявшись, в конце концов, признался, что, на самом деле, уже давно мечтает стать «полноформатным» колдуном, да только никак не может найти в себе храбрости подать заявку на специальные подготовительные курсы. «Понимаете, Фигаро, — краснея и смущаясь бормотал Гастон, — у меня с детства с колдовством нелады: вроде бы и умею чего-то, а так чтобы по-настоящему… Таланта, что ли, нет… Вот если бы вы направили меня к кому-нибудь из знающих людей…»

Фигаро, недолго думая, выдал администратору направление к самому Стефану Целесте, снабдив его сопроводительным письмом, суть которого вкратце была такой: уж если уважаемый магистр не так давно достаточно вольно обошелся с ним, Фигаро (имелось в виду, разумеется, недавнее расследование в Академии Других наук по итогам которого Мерлин, Артур Зигфрид-Медичи, превратил одного своего старого знакомого в вешалку), то он, разумеется, может оказать ему, Фигаро, ответную услугу, и выяснить, что за проблемы у Гастона с колдовскими способностями.

Матик, городской голова, отреагировал на действия своего первого зама довольно бурно, однако препятствий тому чинить не стал. «…если ты, Гастон, станешь колдуном — отлично! Мне колдун позарез нужен, особенно после того как Фигаро упек Метлби на Дальнюю Хлябь. Но если ты, скотина, вздумаешь улизнуть, я тебя и в Академии найду, а как найду, так не обрадуешься!»

Гастон уехал в начале апреля и вернулся в первых числах июня — сияющий аки майская роза, в новом пальто, модных остроносых туфлях и газовом шарфе-«удавке» на шее. Источая запахи одеколона, дамских духов и дорогого коньяка он тут же вывалил следователю все что с ним случилось за время пребывания в Столице. Его рассказ, правда, наполовину состоял из историй ухлестываний старшего администратора за столичными кралями, но и в колдовстве, как оказалось, Гастон достиг небывалого прогресса.

Стефан Целеста подошел к просьбе Фигаро так же, как и к любому другому своему начинанию: с предельной обстоятельностью. Он отдал Гастона в заботливые руки Савелия Качки, магистра трансформации и медицинской алхимии, а тот, в свою очередь, пропустил несчастного администратора через такое количество всевозможных тестов, что к концу их серии бедняга едва ли не ползал на карачках. Однако же проблема «колдовского завтыка» Гастона была найдена — нечто вроде «слепого пятна» на ауре. «Вещь редкая, но не из тех, что встречаются раз в сто лет», как выразился Качка, после чего заместителя Матика подвергли эфирной перегрузке, которая вызвала у него контузию средней тяжести, потерю сознания и, как следствие, полное исцеление. На языке Качки эта процедура носила название «прожигания каналов».

Так что к настоящему моменту Гастон с нетерпением ждал осени, когда он, наконец, сможет вернуться в Академию и продолжить обучение, а чтобы не терять хватку донимал Фигаро на предмет тренировок. Правда, вот уже почти две недели «тренировки» заключались в ловле рыбы, поглощении огромного количества еды и обильных возлияниях на природе.

…Народу на улицах Топкой Пали было не так чтобы очень много, но те селяне, что попадались следователю на глаза, не выглядели особо запуганными. Моложавые девахи таскали воду из колодца (ведра были таких чудовищных размеров, что, казалось, жалобно поскрипывающие коромысла сейчас просто сломаются), на немногочисленных огородах пропалывали грядки, троица охотников, перешучиваясь, сидела на завалинке вычищая и смазывая ружья; одним словом, никаких следов катастрофы следователь не заметил.

«Значит, какая-то ерунда, — подумал он, — кровососка, пиявка, а, может, Ночной Летун повадился. Хотя странно, конечно: в подобных местах народ отлично знает, что делать в таких случаях. Да и местная травница, скорее всего, ведьма без лицензии. Так за каким чертом я им сдался?.. Интересно, черт возьми! Чую, ждет нас с Гастоном настоящее приключение. И это замечательно — не все ж время бить баклуши и жрать водку…»

…Как оказалось, большая часть жителей Топкой Пали собралась в Общей избе. Это помещение, служившее в деревеньках подобным этой чем-то вроде городского клуба, было полностью забито людьми: сельские вдовушки с волосами до плеч, как велит традиция, важные старики с окладистыми бородами и длиннющими висячими усами и неизменными трубками в желтых, но все еще крепких зубах, охотники с покрытыми шрамами руками и обветренными лицами, молча мутузившие друг дружку дети (для них в углу было сооружено нечто вроде манежа с низкими деревянными бортами) — в Общей избе было не продохнуть. Однако как только староста Бровар — высокий тощий старик в такой же соломенной шляпе как и у Фанфурия, одетый в вышитую рубаху, тканые штаны и кожаные сапоги — хлопнул ладонью по столу, все немедленно затихли и уставились на вошедших. Даже дети мгновенно перестали драться и во все глаза смотрели на следователя и старшего администратора.