Следователь. Клетка

Струга не оглянулся, даже глазом не повел на задиристую компанию. Словно их и не было. Прошел как ни в чем не бывало. Кто-то там по неосторожности натолкнулся на его плечо, вот и все.

И сразу отлегло на душе.

Верзилы позади остановились, погалдели, однако ничего непристойного сказано не было. А жаль. Струга только и ждал, чтобы обернуться. Конечно, уважающему себя сотруднику уголовного розыска не пристало делать внушение уличным бузотерам, учить их ходить по тротуару, но у Струги внутри все закипало, когда он видел подобных мужланов, словно танки прущих напролом по улице, не уступая дороги ни женщинам, ни детям, ни старикам.

С нарушителями закона мы справимся, подумал Струга. А как быть с этими? Статью закона к ним не применишь. Ничего, в следующий раз нахал остережется крепкого плеча, пожалуй, уступит дорогу прохожему посильнее. А женщине?

В трамвае Струга сел на заднее сиденье, достал из портфеля газеты. Пробежал глазами международные новости, задержался на спортивных колонках.

В коридоре управления Струга встретил сослуживца, и тот, к великому удивлению, вернул ему долг. Долг был старый, годичной давности. Струга уж махнул на него рукой. У сослуживца четверо детей, с этим приходилось считаться. Спрятав полученные деньги, Струга в приподнятом настроении вошел в кабинет, про себя отметив, что получать деньги куда приятнее, чем отдавать.

Часы показывали без пяти минут девять.

В комнате стоял едва уловимый запах табака. Того самого табака, который Струге присылал благодарный капитан и который Струга дарил товарищу по работе.

На столе лежала записка: «Повез фотографии гражданина Н. на телестудию. Вечером передадим. Фантомас».

Записка была написана по-латышски. Значит, Федоров, его коллега и сосед по комнате, явился раньше. Федорову было сорок лет, родился он в Витебской области, после войны переехал в Латвию, обосновался в Риге. При первом знакомстве Струга и Федоров объяснялись по-русски, потом Федоров попросил разговаривать с ним по-латышски и за два года свободно выучился и писать и говорить. Знать два языка в Прибалтике вошло в обычай еще столетие назад. Грамматика у Федорова слегка хромала, в сложных предложениях случались ошибки.

Струга позвонил в проходную:

— Ко мне кто-нибудь есть?

— Да, женщина.

— Я жду, пропустите, — сказал Струга.

Он распахнул окно и, помахивая газетой, постарался прогнать из комнаты табачный дым. Заслышав в коридоре шаги, подсел к столу.

Да, вот так проходили его дни. Подколотые на скоросшивателях акты хранили его победы и поражения. По ту сторону стола садились и закоренелые преступники, и жертвы их, люди подчас достойные, уважаемые.

Жизнь тут была особая. Здесь, словно в лаборатории, исследовались составные части общего потока — примеси, чистые молекулы, наносы и грязь. За окном по тротуару плыл этот поток, на первый взгляд однообразный, вольный и подвижный, деятельный и полезный, целенаправленный— и вдруг, казалось бы, на ровном месте разверзались бездны и провалы, и в них исчезали люди. И тогда начиналась его работа.

В свое время он говорил о призвании следователя красивыми, высокими словами. Теперь знал, работа эта трудная, тяжелая, грязная, без крупицы романтики. Работа — и только. Она служит обществу, как любая другая работа. Но работа криминалиста значительно грязнее, потому что нередко приходится иметь дело с отбросами и подонками общества. Неудивительно, что большинство криминалистов на склоне жизни становятся неисправимыми скептиками, циниками или нудными моралистами.

Струга не был ни скептиком, ни моралистом. Цинизм ему был чужд. Уже в двадцать лет он выработал философию жизни.

Главное — оставаться верным самому себе, думать своей головой, видеть своими глазами. Не сожалеть о происшедшем, а делать из него выводы. Избегать эмоциональных заключений, прислушиваться к разуму. Работе отдаваться всей душой. Не слишком мечтать о будущем, но и в прошлом не погрязать. Жить полнокровной жизнью. Это должно относиться и к удовольствиям. Удовольствие от работы — одно из сильнейших. Искать истину. Находить правду. Когда-то он думал, что работа следователя заключается в разгадывании тайн, теперь он знал: работа следователя — бесконечное нанизывание фактов, мелких, нудных в своей пестроте, обобщение этих фактов, оценка, проверка их, и лишь конечный результат, возможно, прозвучит торжественным аккордом, принесет долгожданное удовлетворение. Следователь, как хирург, трудится на благо общества. Точно так же как хирург, он имеет дело с людьми. Ему известны людские горести и слабости, его долг помогать страждущим.

Войдя в кабинет, Струга как-то сразу проникся служебной атмосферой, знакомой, умиротворяющей, немного скучной. Но эта скука таила в себе неожиданности.

Об этом всегда следовало помнить.

Постучав, в кабинет вошла женщина. Ей могло быть лет тридцать. Лицо загорелое. Светло-серые волосы подстрижены коротко — под мальчика. Глаза большие, и первое впечатление такое, будто они совсем не умеют мигать. Хорошо одета.