Следователь прокуратуры: повести

Следователь попросил санкцию на арест хулигана, а Гаранин счёл преступление не столь опасным и санкцию не дал, оставил на подписке о невыезде. Хулиган на второй день кого-то избил — вот и первый выговор. В другом случае Гаранин дал санкцию на арест мошенника: с кем только перед этим не консультировался! А суд оправдал за отсутствием состава преступления — вот второе взыскание.

Задребезжал телефон, и Гаранин нехотя снял трубку.

— Здравствуйте, Семён Семёнович! Поликарпов приветствует.

— Добрый день, Борис Викторович, — оживился Гаранин.

— Наверное, знаете, чего звоню?

— Догадываюсь.

— Семён Семёнович, комбинат без Ватунского — как мотор без электричества. Ты лучше меня арестуй.

Директор комбината вроде бы шутил, но голос был строгим и усталым.

— Борис Викторович, разберёмся по существу.

— Там, говорят, несчастный случай. Влепим мы ему выговора по всем линиям — и делу конец.

— По закону всё сделаем.

— Конечно, по закону. Как это говорится: закон — как телеграфный столб: перепрыгнуть нельзя, а обойти можно. Это я шучу.

Гаранин с шуршанием заездил трубкой по бритой щеке и уху, — эту прибаутку он не любил.

— Вы преждевременно беспокоитесь. Разберёмся, как положено по закону.

— Семён Семёнович, — грустно сказал Поликарпов, — не за себя прошу, не за родственника… Нужен мне Ватунский на комбинате, без него — как без рук.

— Посмотрим, Борис Викторович.

Они распрощались, как добрые друзья, хотя до сих пор были знакомы лишь официально. Дружеский тон задал директор, и это было слегка приятно Гаранину. Конечно, не будь в прокуратуре дела Ватунского, директор бы не позвонил — не та он для него фигура, для директора общесоюзного комбината. С другой стороны, просит не за себя, не за приятеля, не за родственника — ради дела. А если совсем с другой стороны, то он не помнил ни одного звонка, чтобы ему прямо сказали: так, мол, и так, такой-то — мой родственник, или дружок, или человек мне нужный, прекрати-ка его дело. Если звонили, то осторожно, глухим, далёким голосом, будто по междугородной. Долго говорили о том о сём, о здоровье спрашивали, о супруге. И в конце разговора просьба, которую Гаранин ждал сначала: у тебя там дело на такого-то есть, хороший человек, нужный работник, характеристики прекрасные, мировой парень… Никогда не просили прекратить дело — просили посмотреть, разобраться, вникнуть.

Директор комбината просил прямо, но Ватунский был ему не брат и не сват.

Опять затрещал телефон. Гаранин подождал, пока он раззвонится, и снял трубку.

— Алло, товарищ прокурор, это вы?

Женский дребезжащий голосок — он знал эти голоса, которые если захотят, то дозвонятся и до генерального прокурора.

— Да, это я, — подтвердил он.

— С вами говорит председатель товарищеского суда жилконторы Трещинская. Товарищ прокурор, правда, что Ватунский убил свою жену?

— По этому вопросу ничего сказать не могу, сам ещё не в курсе.

— Как же так: прокурор района — и не в курсе?

— Вот так, товарищ Трещинская.

Он помнил её — маленькая подсушенная старушка, деятельная, как снегоуборочная машина.

— Тогда я вам расскажу. Он ударил жену, а она упала и головой прямо о телевизор. И разбила.

— Телевизор?

— Голову, товарищ Гаранин, — обиделась Трещинская. — Скажите, что будет Ватунскому?

— Для этого нужно провести расследование. Пока ничего не могу сказать.

— Как же быть? К нам идут граждане, спрашивают.

А что говорить? Уже пьяница приходил. Вы, говорит, меня выселять собираетесь, а я свою жену не убил. Что ему отвечать?

— Говорите, что идёт следствие, которое разберётся. До свидания, товарищ Трещинская.

Гаранин быстро положил трубку — тут самое главное быстро положить. Будь эта Трещинская в кабинете, от неё было бы не избавиться. Конечно, пенсионеры-общественники нужны, хотя иногда мороки с ними больше, чем пользы. Но звонок полезный — значит, на выездной будут вопросы о Ватунском.

Гаранин подумал, что о происшествии надо сообщить прокурору города, но без доклада следователя не решался — могут быть неточности. Впрочем, прокурору наверняка уже всё известно из милицейской оперативной сводки, и он может позвонить в любой момент и спросить о подробностях. Гаранин посмотрел на телефонный аппарат, который, словно загипнотизированный, вдруг зазвонил.

— Слушаю. — Он схватил трубку, напряжённо вдавливаясь в круглое жёсткое кресло.

— Алло, товарищ Гаранин, это вы? — спросил женский надтреснутый голосок.

— Да, это я, и никто другой, — повысил прокурор тон, — но мы с вами уже поговорили.

— Товарищ Гаранин, мы тут посовещались на месте и решили к вам подъехать, обсудить этот невероятный случай.

— Товарищ Трещоткина!

— Трещинская Клавдия Гавриловна.

— Товарищ Трещинская Клавдия Гавриловна! Во-первых, мне некогда, я готовлюсь к выездной сессии. Во-вторых, до окончания расследования ничего обсуждать я не имею права. Прошу больше не беспокоить. До свидания!

Он швырнул трубку на аппарат, и тот недовольно вякнул. И молчал ровно столько, сколько требуется секунд для набора пяти цифр на диске.

Гаранин остервенело схватил трубку и закричал, делая между словами паузы:

— Какого — чёрта — звоните — вам — сказано!