Гастон, молча, налил еще по одной. Фигаро поднял рюмку в немом салюте, опрокинул ледяной огонь в рот и переключил внимание на раков. Раков было много, но они, почему-то, никак не давались в руки. Следователь взял длинную двузубую вилку и с третьей попытки подцепил одного. Полюбовался сияющими «латами» рака, цветом и формой смахивающими на панцирь гвардейца Империи Двуглавого Грифона, втянул ноздрями божественный аромат соуса «пикан» и занялся закуской вплотную. Рядом Гастон что-то втолковывал вежливому гарсону. Гарсон понимающе кивал и скрипел карандашиком в записной книжке.
Когда графин опустел наполовину, следователь обнаружил, что они с Гастоном стоят на балконе второго этажа, курят и яростно спорят о «Второй теории перманентных щитов» Мерлина Пятого. При этом Фигаро придерживался воззрений классической школы, а Гастон апеллировал к спорной «Нелинейной Метагеометрии» Николя Лобачеуса-Вайна. Первый Зам яростно жестикулировал, хватал Фигаро за грудки и кричал, разбрасывая сигаретный пепел:
— Вы рет… рат… рет-рог-рад! Тысячу раз можно вычитать из десяти пять и получать пять! Это… и-и-ик!.. Ик-си… Черт… Аксиома! Но как можно делать частность правилом в исчислении многомерного инварианта…
— П-а-а-а-прашу Вас! Такие рассуждения не сделали бы чести и приходскому учителю! Здравый смысл! Вот на что нужно опираться!
Где-то внизу смеялись люди, хлопало шампанское. Прохладный ночной ветер пах осенними кострами.
— …Фигаро, а это правда, что у Вас есть скобяной магазин? У Вас на визитках написано…
— М-м-м… Правда. Достался в наследство от батюшки.
— И как — приносит доход?
— Откровенно говоря, только-только хватает, чтобы совсем не закрыться. Пока я в отъезде магазином управляет моя двоюродная тетушка. Берта Куль — стро-о-о-огая женщина, многих ей лет здравия… Хи-и-ик! Ферму-то и старый дом отец продал сразу после того, как я поступил в университет. Он думал, что я захочу переехать куда-нибудь в большой город. А я не люблю большие города. Мне в них муторно…
— А-а-а-а… Это… Вы женаты?
— Был. Не будем об этом.
— …знаете, Фигаро, мне предлагали поступить в Коллегию. Им, видите ли, понравилась моя статья про нелинейные исчисления. Нам, говорят, нужны молодые специалисты-теоретики. А я не хочу в теоретики. Я практик, практик до мозга костей. Лучше уж я буду хорошим клерком, чем плохим колдуном. Моряк, который пишет книги про море? Путешественник, который копается в старых картах? Можно ли вообразить себе судьбу более трагическую?
— Можно. Матик…
— Ах, Матик… У него другая ситуация. Другая история. Колдун, добровольно отрекшийся от ворожбы. Он ведь был на войне, знаете, Фигаро?
— Знаю.
— Говорят, он сам срезал погоны. «Нет войне» и все такое. Но я-то на месте и ориентируюсь лучше. Знаю, что к чему. У Матика слегка того… поехала крыша.
— Колдовской Легион, знаю. Гастон, это неудивительно. Когда человека протыкают саблей это неприятно. Кровь, мясо… Но когда перегретый пароэлектрический шар попадает в толпу людей… Знаете, это зрелище не из тех, что захочешь увидеть еще раз. Вы в курсе, что половина из Легиона — конченные наркоманы?
— Угу. Да и Матик… Впрочем, он справляется.
— Да уж. Справляется.
Проклятый пол совсем потерял совесть, очевидно, вообразив себя корабельной палубой — качался из стороны в сторону и бросался под ноги. Следователь попытался сражаться честно, но паскудник-паркет хитрыми финтами уходил из-под ног, норовя обманным хуком дать в челюсть. Поэтому Фигаро решил сжульничать, вцепившись в стену, которая, к счастью, сохранила относительную неподвижность.
Добравшись до туалетной комнаты, он по красивой дуге обогнул Гастона, пытавшегося войти в открытую дверь сортира, и причалил к рукомойнику. Из зеркала в массивной золотой оправе на следователя ехидно глянул незнакомый гуляка, самого что ни на есть расхристанного вида. Он хитро подмигнул Фигаро: ш-ш-ш-алишь, брат! Нам и не такие горы по плечу; мы через винные моря плавали, в пивных реках тонули! Р-р-р-равняйсь! Смир-р-рна!