Следователи из отдела статистики

— Хорошо, тогда заголовок будет «девочки и Миша Беликов поймали» и не американского, а имперского и не шпиона, а диверсанта.

— Да ну вас — сказала Таня: — Я ведь серьёзно спрашиваю.

— Если серьёзно, то в лучшем случае мы найдём ошибку в формуле или неточность в исходных данных положенных в основание годичного плана или какой-то неучтённый аналитиками фактор вроде внезапного массового помешательства на экстремальном туризме охватившее новосибирцев в этом году. Вместо хвалебной статьи в «Правде» и всесоюзной славы будет устная благодарность от города-интеллекта и сознание того, что ты сделал пусть маленькое, но полезное дело. На самом деле это не так уж и мало, верно?

— Верно — согласилась Таня — Немного сучновато, но верно.

Ира указала пальцем в небо: — Смотрите — звезда. Первая звезда этого вечера.

— Станция — поправил Миша: — Видишь, она движется. Скорее всего: орбитальная вервь «Рассветная» или научная станция «Комсомолец». Надо уточнить, кто из них сейчас проходит над городом на низкой орбите.

Эдуард Владимирович предложил: — Присядь, пожалуйста.

И Таня села. Не потому, что устала, а из вежливости перед старым, многое сделавшим за время своей долгой жизни, человеком. Он молча смотрел на неё. Девушке хотелось что-то сказать, но её охватила странная робость перед этим седовласым учёным. Когда она осмелилась опустить взгляд, то увидела, что руки Эдуарда Владимировича бесцельно скользят по столу как будто он хотел что-то взять, но не доведя движение до конца передумывал и всё начинал с начала.

Разговор (точнее пока ещё всего лишь вежливые слова приветствия и просьба присесть) происходил в институте физики пространства, в кабинете Эдуарда Подводного. Его племянник, Коля, сидел рядом с Таней и ей стоило определённого труда удерживаться от того, чтобы то и дело не бросать на него испытующие взгляды.

— Татьяна, вам знакомо понятие исповеди? — неожиданно спросил Эдуард Владимирович.

Девушка вздрогнула, задумалась припоминая и неуверенно сказала: — Это что-то из древней истории? По-моему как-то связано с религией, но я не помню с какой именно из них.

— Не совсем с религией, но это не важно — поправил Эдуард Владимирович: — Смысл исповеди в том, что существует специальный человек называемый исповедником, которому так или иначе согрешившие люди рассказывают о своих проступках. Исповедник выслушивает их и собственно это всё. По правилам исповеди он не может никому рассказать об услышанном или как-то иначе использовать полученные во время исповеди знания. Разумеется, это формальные правила.

Грех — плохое дело направленное во вред людям и, главное, богу. Это долго объяснять. Пусть грехом будет любое совершённое человеком деяние, если он сам оценивает его как отрицательное и приносящее вред обществу в целом.

— Я проходила в школе древнюю историю — сказала Таня: — Разве для «исповеди», то есть для открытого и максимально честного разговора, нужен был специальный человек?

— В прошлом: да.

— Не понимаю в чём смысл так называемой «исповеди», если «исповедник» обязан молчать чтобы он не узнал. Это ведь преступление! Может быть, он услышит о подготавливаемом американскими шпионами теракте и неужели ничего не сделает, никак не предотвратит? Зачем она тогда нужна, эта «исповедь»?

Таня одета в одну из своих любимых футболок. Светло-голубенькую, с рисунком бурого медвежонка размером с половину ладони то и дело перемещающегося внутри футболки. Сейчас для футболок уже холодно, но она пришла в куртке, висящей на вешалке у входа в кабинет. Алгоритм для перемещений медвежонка внутри ткани футболки она написала сама. Получился довольно простой алгоритм, но иногда в нём что-то клинило и медвежонок «застревал» прижимаясь к воротнику. Привычным движением, почти не обращая внимания, девушка ткнула пальцем в «застрявшего» медвежонка обнуляя простенькую программную сущность. Тотчас медвежонок появился у неё на животе и помахал лапой, приветствуя весь белый свет.

Эдуард Владимирович усмехнулся наконец-то перестав бесцельно шарить руками по столу: — Знаешь, теперь когда ты спросила, это действительно кажется не имеющим смысла. Возможно, древние считали, будто человек исповедуется не такому же человеку, а богу и… это всё равно звучит глупо.

— Я не буду вашим исповедником — произнесла Таня.

Эдуард Владимирович поморщился: — Уже понял. Тогда просто выслушайте рассказ одного заблудившегося учёного и поступи так как подскажет тебе совесть.

Соглашаясь, Таня кивнула.