Следователи Петра Великого

Поскольку материалы симбирского следствия М. Я. Волкова не вводились в научный оборот, его подробности и итоги остались неизвестными. Однако если учесть, что 9 января 1730 года тяжело занемогший Петр II указал Михаилу Волкову расследовать теперь уже нападения крестьян И. Ф. Ромодановского на село Воскресенское^{353}, то возможно с уверенностью предположить, что бывшему командиру Семеновского полка довелось осуществлять никак не менее сложное следствие, нежели во времена руководства «майорской» канцелярией. Вместе с тем вынужденное пребывание вдали от Санкт-Петербурга явилось прологом нового витка карьеры М. Я. Волкова.

Благополучно переждав в симбирской глуши бурные события вступления на престол императрицы Анны Иоанновны, Михаил Волков достиг в 1730-е годы вершины своей правительственной карьеры. Никогда не входивший в ближайшее окружение императрицы, Михаил Яковлевич получил при ней должности главы Канцелярии сбора оставшихся за указными расходами денег[76], ставшей, по существу, резервным казначейством России, главы Мастерской и Оружейной палат, главы Коллегии экономии и Раскольнической конторы синодального ведомства^{354}.

22 сентября 1735 года Михаил Волков стал также членом Московской конторы Сената (Московской Сенатской конторы), что, по существу, приравняло его по статусу к сенатору^{355}. Главой конторы с 1733 года состоял граф С. А. Салтыков, многолетний сослуживец Михаила Яковлевича по гвардии и соратник по руководству «майорскими» канцеляриями. В итоге, по причудливому изгибу кадровой политики императрицы Анны Иоанновны, на протяжении второй половины 1730-х годов фактическими «хозяевами» Москвы являлись бывшие следователи Петра I Семен Салтыков и Михаил Волков.

27 мая 1741 года М. Я. Волков был произведен в генерал-аншефы^{356} — предпоследний чин перед генерал-фельдмаршалом. Это было, однако, последнее повышение в жизни Михаила Яковлевича.

Несмотря на то что пришедшая к власти в ноябре 1741 года императрица Елизавета Петровна подчеркнуто благоволила к сподвижникам Петра I, к Михаилу Волкову она отнеслась, по неясной причине, с очевидным недоверием. Возможно, у новой императрицы сохранились негативные воспоминания о том, как Михаил Яковлевич провел в 1729–1730 годах расследование дела о междоусобных столкновениях ее крестьян из села Воскресенского с соседями. Что бы там ни было, к концу 1742 года М. Я. Волков лишился всех своих должностей.

И хотя в июле 1744 года Михаил Волков был возвращен к руководству воссозданной Канцелярией сбора оставшихся за указными расходами денег, сколько-нибудь заметной роли в правительственной среде он более не играл. Как было верно отмечено первым биографом Михаила Яковлевича, «честность, попечительность и опыт» бывшего командира Семеновского полка «стали не нужны, а воинские заслуги забыты»^{357}. 19 июля 1751 года «пополудни в 6-м часу» Михаил Яковлевич скончался^{358}.

Место захоронения генерал-аншефа М. Я. Волкова установить к настоящему времени не удалось.

«Имел особливыя под своей командой многия канцелярии…»: И. И. Дмитриев-Мамонов

18 июля 1721 года камер-юнкер Фридрих Вильгельм Берхгольц, прибывший в Санкт-Петербург в свите герцога голштинского Карла Фридриха, занес в дневник очередную запись. В записи этой камер-юнкер, имевший обыкновение со всей тщательностью и точностью фиксировать обстоятельства поездки, подробно описал впечатления от обозрения одной зловещей достопримечательности новой российской столицы. Заезжему голштинцу показали раскачивающийся на ветру труп бывшего сибирского губернатора князя Матвея Гагарина, повешенного несколькими месяцами ранее. Тело его погребено не было, а оставлено на огромной виселице.

В частности, камер-юнкер отметил, что «лицо преступника, по здешнему обычаю, закрыто платком, а одежда его состоит из камзола и исподнего платья коричневого цвета, сверх которых надета белая рубашка. На ногах у него маленькие круглые русские сапоги. Росту он очень небольшого».

Свои впечатления от увиденного Берхгольц резюмировал похвалой в адрес царя Петра Алексеевича: «История несчастного Гагарина может для многих служить примером: она показывает всему свету власть царя и строгость его наказаний, которая не отличает знатного и незнатного»^{359}.

Пространная дневниковая запись голштинского придворного отразила эпилог многолетнего уголовного преследования М. П. Гагарина, ставшего ключевым фигурантом резонансного и многоэпизодного «сибирского дела». Предварительное следствие по этому делу провела следственная канцелярия под руководством Дмитриева-Мамонова.

Иван Ильич Дмитриев-Мамонов принадлежал к разветвленному и знатному (хотя и нетитулованному) дворянскому роду, восходившему к смоленскому удельному князю Ростиславу Мстиславичу. Само фамильное прозвание — Дмитриев-Мамонов — получило официальное утверждение в 1690 году, когда ее было высочайше дозволено носить братьям А. М., В. М. и И. М. Дмитриевым.