Следственная некромантия

Танмор дёрнулся. В его тёмных глазах вспыхнуло что-то вроде отчаянной злобы, и если б он сейчас мог колдовать полноценно, а не выгорел после переизбытка магии, то, наверное, сжёг бы Сияющего на месте. Ирвин спокойно выдержал этот взгляд. Он общался с огромным количеством преступников, пытающихся проклясть на таком, ментальном уровне, продемонстрировать свою ненависть и концентрированную злобу, просто плюнуть ядом. Мало у кого это в самом деле получалось.

Может быть, потому Ирвин и был таким успешным следователем, что к его ауре всё это не липло?

Сияющий всё ещё ждал, что некромант что-нибудь скажет, но он упрямо молчал. Было видно, что и слов-то правильных подобрать не может – и Ирвин представил себе, что бы было, если б Оллада сама ему сказала. Конечно, она плевалась ядом, шипела, как та кошка, на допросе, но пыталась быть честной. И Ирвин знал: как бы она не демонстрировала свою ненависть, выйдет на свободу куда раньше, чем предполагалось. Ребёнок – всегда повод для смягчения срока. А своими руками Оллада даже никого не убивала.

- Она тебе не сказала? – спросил вдруг Ирвин. – Ты ж ничего не знал о ребёнке, верно?

Танмор ничего не ответил. Возможно, потому, что не смог подобрать правильные слова, а может, его просто перебил тихий стон Ромерика. Но молчание затягивалось аж до неловкости, и некромант наконец-то сел на кровати и смерил Ирвина таким холодным взглядом, что тому аж стало немного не по себе.

- А какая теперь разница? – устало спросил он. – Ну, беременна она, и что с того?

Сияющий удивлённо вскинул брови.

- И это для тебя ничего не значит?

Он чувствовал, как едва заметно вздрогнула Лили – может быть, как любая женщина, примерила эту ситуацию на себя. Представила, как бы реагировал её муж, если б она, натворив столько всего, сообщила ему про свою беременность. Но Ирвин знал: во-первых, его Лили ни на что плохое не способна, а во-вторых, кем бы ни была мать его ребёнка, он бы не смог оставаться таким меланхолично-спокойным, с явно проскальзывающим в глазах равнодушием.

- Откуда я знаю, с кем она ещё спала? Некромантская травка, всё такое, - усмехнулся Танмор. – Мало ли. Может быть, это ребёнок самого принца!

Ирвин едва не поперхнулся.

- Ты с ума сошёл?! – воскликнул он, не в силах сдержаться. – Да Мартен – сам ещё ребёнок, чтобы иметь своих детей! Оллада же знает его ещё лет с пятнадцати. Она ж не совсем с ума сошла, чтобы тащить его… Как вообще можно так говорить о женщине, которой ещё несколько дней назад признавался в любви?

- Я разочаровался, - покачал головой Танмор. – И понял, что очень жестоко ошибся.

Он поднялся с постели, сунул ноги в мягкие тапочки и медленно двинулся к выходу.

- Уйду, - мрачно произнёс он, - нечего меня лечить. Я теперь здесь не нужен. Показания мои всё равно ничего не поменяют. Думаю, мы в последний раз видимся. А Олладе передай, - Танмор повернулся к Ирвину, - что она меня растоптала. И что я ей не верю, что б она ни говорила. Я всю жизнь пытался стать лучше, чем меня делала моя магия, но… Она знала об этом. И решила уничтожить это. Я ведь мог убить тех, кто сражался за правду.

Ирвин сжал зубы. В глазах его вспыхнуло даже не раздражение – презрение. Лили отчётливо видела, как на мгновение исказилось лицо Сияющего, но он всё-таки нашёл в себе силы ответить Танмору спокойно:

- Одно время я предполагал, что ничего хуже моего отца в принципе быть не может. Нет, матушка, разумеется, вне конкуренции, но равнодушный сумасшедший, мне казалось, это просто отвратительно. Но, как я вижу, вменяемые люди ничуть не лучше.

Сияющий поднялся, не позволив Лили остановить его, и уверенно шагнул вперёд.

Танмор застыл. Может быть, даже испугался – сейчас, когда он уже не верил настолько в свои силы, а те и в самом деле были на исходе, Ренард вряд ли мог бы что-то противопоставить Ирвину, пусть хоть сто раз целителю.

- Не магия делает человека плохим, - наконец-то произнёс Ирвин, - а человек магию. Можно быть некромантом и не причинять никому вреда. Можно честно творить зло. А можно притворяться белым и пушистым, которого на тёмную сторону влечёт собственный дар. Это, я полагаю, безумно удобно. Не так ли? Одна только беда – рано или поздно человеческая сущность всё равно даёт о себе знать.

- Легко судить, будучи светленьким! – выплюнул Танмор. – А я всю жизнь страдаю!

Ирвин хотел сказать, что ему тоже было нелегко – быть не тем, кем родился. Всю жизнь учить то, что на самом деле даже не соответствовало его природным наклонностям, переступать через себя, пытаясь привыкнуть к работе, без конца драться за собственный успех. Можно подумать, в контексте целителей мало стереотипов!

Но вместо этого он только спокойно улыбнулся, взглянул на Ромерика, всё ещё лежавшего без сознания совсем рядом, и произнёс:

- Ему, может, аж до безумия пересыпали благородства, а тебе, Танмор, его, видать, не доложили. Только его хотя бы вылечить можно. А тебя – вряд ли. Иди отсюда.