Следственный эксперимент

— Он не спал, — говорю я. — Дело происходило так. Он пришел к ксендзу, пил, пел песни, устроил скандал дома и заснул пьяным сном на глазах у дочери. Это алиби. Однако пьян он не был, последнюю бутылку — это отметил в своих записях ксендз — он не тронул, ее выпил художник. Зачем он пошел к Жолтаку? Потому что я случайно проговорился, что у Жолтака находится Локтев. Ему было важно узнать, сказал ли Жолтак Локтеву, что видел встречу в костеле. Жолтак не сказал. На свою беду. Тогда ваш брат совершил второе убийство. Сейчас полностью понятны и мотивы первого. Человек, убитый вашим братом, по паспорту его фамилия Клинов, но он такой же Клинов, как ваш брат — Луцевич, никакой не шпион. Нам еще предстоит разобраться, как к обоим попали чужие документы. Вернее всего, истина окажется весьма печальной.

Этот Лжеклинов во время войны был с вашим братом, иначе он к нему не пришел бы. Маленькая заметочка в газете разрушила его мир. Он оказался на виду, ему стало страшно. Он знает, что военные преступления не имеют срока давности, таким преступникам народ не прощает. И двадцать, и тридцать лет последующей, благопристойной, добродетельной жизни не уменьшают вину за убийства, предательства, карательную службу. Он не может сказать о своем прошлом жене, друзьям, знакомым — никому, даже случайному собутыльнику. Признание делает его врагом любому человеку. А меж тем ему хочется поддержки, помощи, хотя бы совета. И он надеется найти их здесь, в костеле, где пристроился и неприметно живет его бывший сообщник. Лжеклинов завидует ему. Ведь все, что он делал после войны, его многолетние усилия, его новая жизнь — все может пойти прахом. А тут безопасно. Ему, наверное, показалось, что тут он обретет спокойствие, пересидит тревожные дни. Утром в четверг, я думаю, он караулил у костельной калитки, ожидая, когда появится органист. И действительно, он вошел следом за ним. Но в костеле оказались посторонние. Ваш брат заметил бывшего приятеля. Когда ушел Белов, решил узнать, зачем здесь Лжеклинов. На свое несчастье, тот рассказал правду, и органист пустил в ход подсвечник.

Ваша ложь, Буйницкий, о некоем человеке в сапогах следствию не помешала, а вот ложь вашей племянницы о времени прихода в костел путала карты основательно. Стоило бы ей поверить, и нам пришлось бы подозревать в убийстве ксендза Вериго. Кто ее подучил: отец или вы?

— Я не учил, — говорит Буйницкий. — Вообще, когда я увидел брата у ксендза пьяным, поющим песни после совершенного убийства, мне стало жутко на него смотреть…

— Тем не менее, вы молчали. И даже сегодня не решились заговорить, хоть вас назвали убийцей.

— Я думал о Вале.

— Вообще-то ее следовало наказать, — говорю я. — Единственное, что ее извиняет, это фамильное сходство с вами. Это был ключ. Дарственные подписи «дядя Стась» подтвердили ваше прямое родство. Все остальное вытекало из этого факта. Ваши чувства к племяннице понятны, но какою бедой они могли обернуться для других. Представьте, что было бы, если бы пистолет был заряжен. Мы все, и вы тоже, лежали бы сейчас штабелем в подвале.

— Я виноват, — бормочет Буйницкий. — Мне поделом…

ЭПИЛОГ

Всех людей этого дела мы встретили вновь через восемь месяцев, когда проходил суд над органистом и нас вызвали свидетелями. Восемь месяцев распутывали клубок прошлых преступлений старшего Буйницкого, и оказалось, что это такой мерзавец, что даже в списке разыскиваемых мерзавцев стоял среди первых. Стась Буйницкий обвинялся в сокрытии военного преступника и известного ему факта убийства. Учитывая смягчающие обстоятельства, суд определил ему как меру наказания три года лишения свободы условно.

За это время произошли в жизни Буйницкого и ксендза важные перемены, которые, впрочем, и должны были произойти. Буйницкий и его жена удочерили племянницу; обретение желанных родительских обязанностей открыло несчастным супругам светлую перспективу, они уже не столь тоскливы, как прежде, да и внешне помолодели.

Ксендз Вериго сложил с себя сан священника — сейчас он сотрудник Белова и помогает своему бывшему антагонисту в краеведческих изысканиях.

Костел закрыт на замок, но Белов добивается разрешения на его переустройство и уже составляет план экспозиции.

На открытие нового музея мы с Локтевым приглашены как почетные гости.

Вспоминая эту историю, я думаю, что зло всегда связано с бездушием, зло — прямое его следствие; где нет добрых чувств, где убита совесть — там с обязательностью действует злое начало. Для бездушного человека жизнь — самоцель, и он бережет ее по звериному инстинкту; во всем мире нет для него ни одного человека, перед которым он застыдился бы, ради которого смог бы пожертвовать своим существованием. Эти люди не судят себя, и потому они равнодушны к чужим жизням.