Так как день был воскресный, на пустыре, превращенном к тому времени в скверик, с утра начал собираться народ. Жители Стекольной слободы приходили целыми семьями, парами, в одиночку. Смотрели на баню, на то, как из высокой трубы кудрявится сизый дымок, единодушно хвалили благородный почин пенсионеров. «Нашего брата только расшевели!»
Под вязами попеременно звучали, словно соревнуясь в напевности, две гармоники: одна отечественная — двухрядка, другая иностранного происхождения — аккордеон. Девчата, как водится, пели, иногда дробным топотком проходились по кругу. Потом прибыл со стекольного завода самодеятельный духовой оркестр. Стало еще веселее. В янтарных, будто загустевших к осени лучах солнца мерцали опадающие листья, золотыми шелковинками проблескивала в воздухе паутина. Уходящее лето дарило людям на прощание еще один погожий денек.
Точно в двенадцать часов прибыли Василий Васильевич Трофимов и корреспондент городской газеты с фотоаппаратом.
Однако открытие задержалось еще на несколько минут. А началась церемония тогда, когда широко распахнулись двери бани и на высоком крыльце, оборудованном под трибуну и украшенном зеленью и флагами, появились герои дня — престарелые энтузиасты стройки, которым была предоставлена честь опробовать баню. Всем собравшимся на открытие сразу стало ясно, что проба прошла успешно, — старички вышли из бани распаренные, с порозовевшими лицами, словно помолодевшие от полноты счастья.
Их встретили аплодисментами, одобрительными возгласами, что несколько смутило героев. И только Кондрат Средневолжский воспринял приветствие как должное; он картинно приподнял над головой шляпу, раскланялся, а когда шум утих, возгласил:
— Друзья! Почин дороже денег…
Здесь уместно сказать, что многих граждан Крайгорода, присутствовавших на открытии бани, удивило одно обстоятельство: почему на почетном месте среди руководителей не оказалось Федора Федоровича Потугина?
И мамаша его, Фелицата Ивановна, почему-то против обыкновения не появилась на торжестве?
Странно. Тут что-то не так!
Даже слушок пополз нехороший: «Сняли Федю за превышение лимитов… У нас это быстро делается!»
Потом так же быстро распространилась другая версия, диаметрально противоположная первой: «Повысили товарища Потугина. Область отзывает. У нас это быстро делается!»
Но все это было неправда.
Просто Федор Федорович и его молодая жена Вера Петровна выехали из Крайгорода в свое свадебное путешествие.
Надолго уехали, с направлением на новое место работы. По специальности.
РАССКАЗЫ
ВОТ ТАК-С…
Торжественная часть вечера подходила к концу, когда председательствующий — декан физико-математического факультета Борис Викентьевич Паторжинский — возгласил с подчеркнутой многозначительностью:
— А сейчас мы предоставляем слово… Михаилу Михайловичу Медведкину!
И, видимо желая пресечь накатывающийся из задних рядов недовольный шумок, — большинство из сидящих в зале уже жаждало перерыва, — Паторжинский добавил, повысив голос:
— Михаил Михайлович единственный среди нас человек, который лично беседовал с Владимиром Ильичей Лениным!
Шум было усилился, но когда над переставной трибуной нависла знакомая всем студентам массивная фигура профессора кафедры марксизма-ленинизма Медведкина, во всех концах зала раздалось шиканье и стало тихо. В наступившей тишине явственно прозвучал чей-то возбужденный шепот:
— Слово имеет сам генерал Топтыгин!
«Топтыгиным» студенческие острословы прозвали Михаила Михайловича за удачное сочетание имени и фамилии с действительно медвежеватой внешностью и косолапистой походкой.
— Наш разговор с Лениным длился всего несколько минут. Но затем… все последующие сорок шесть лет моей жизни я стремился к тому, чтобы как-то оправдаться перед Владимиром Ильичей…
Такими заинтересовавшими всех словами начал свой рассказ профессор Медведкин.
— Тридцать четыре раза я проходил мимо его последнего пристанища, всю жизнь изучал ленинские труды, просмотрел все картины, побывал на всех спектаклях, перечитал все книги, посвященные образу вождя.
Может быть, я не прав, пристрастен, может быть, по меня иногда даже раздражает, когда некоторые наши художники пера и кисти пытаются украсить сентиментальными бантиками суровую и мужественную биографию Владимира Ильича и его… трагическую гибель.
Да, именно трагическую: ведь с каждым годом мы все яснее ощущаем, что смерть Ленина была поистине народной трагедией!
Нельзя было умирать такому человеку в расцвете духовных сил и знаний. Это чудовищная несправедливость!
Медведкин помолчал, заговорил тише.
— Я никогда не рассказывал об этой встрече. Никогда и никому!.. Но сейчас, в канун знаменательной годовщины, я пришел к мысли, что те осуждающие слова, которые я услышал из уст Ленина в тысяча девятьсот двадцать первом году на общестуденческой сходке, полезно выслушать и каждому из вас.