Следствие по магии 2 (СИ)

— Принудительно? Рано тебе еще.

— А когда не рано? Терпеть такое?

Я смотрела на него не мигая, как когда-то учили в университете, помогло, не помогло, но он тяжко вздохнул и кивнул.

— Можем попробовать, но я буду тебя страховать.

— Конечно, как скажешь!

После этой тирады я удостоилась подозрительного взгляда и косой улыбки.

— Вечером, в начале сдадим этого! Тебе хоть меньше писать. А вот местным… Твой подозреваемый стал ужином этого… Или обедом?

Замечательно. Точнее плохо, но писать то мне, заботится о транспортировке мне, я на одних сопроводах мозоли натру! А раз так — значит писать местному.

Об Артеме я даже не вспомнила.

Вампира мы сбывали с рук долго. Куль не подавал никаких признаков жизни пока на нем была цепочка. Как мне объяснили — специальная цепь для поимки и содержания нежити. Выволочку получили всё местное отделение Стражи. Провозились с бумагами до темна. А на закате поехали на Обводной канал.

Кощей опять превратился в кота-баюна. Эта история вспыхнула зимой 1923 года.

Во время прокладки коммуникации. Не сильно профессиональные рабочие прокопали слишком глубоко под землю.

И наткнулись на плохо обработанные гранитные плиты, расположенные в виде правильного круга. Вытащить не получалось, только разбить. Поверхность их была испещрена непонятными надписями и знаками, а под центральной плитой обнаружились истлевшие человеческие кости. Последние хранители капища. Все они погибли, ставя охранный купол.

Тогда столетие назад, на место находки вызвали археолога Гвоздицкого. Ученый визжал от восторга, находка уникальна, капище девятого века. Прекрасно сохранившее все знаки. Он больше часа ползал на коленях, выдвигал предположения о скандинавском происхождение. Археолог умолял о немедленном прекращении всех работ по строительству теплотрассы. Но где без серпентария?

Его конкурент, представитель красной профессуры, товарищ Сдобный, вместе с парочкой рабочих, не разделяли категоричности старорежимного археолога. Гвоздицкого попросили оттуда, почти обвинив в саботаже.

Гвоздицкому досталось за его «буржуйские штучки» и «непонимание исторического момента», его имя полоскали в газетах, припоминая и приписывая ему все смертные грехи царского времени. Вот что интересно заканчивалась статья призывом «не обращать внимания на хлам прошлого, а писать историю с 17-го года».

— Я так и не нашел автора этого пасквиля, открыто требующие «забыть историю Руси», прибил бы гада. Но мое вмешательство требовалось почти по всей России.

Кощей продолжил свой рассказ. К тому моменту как колдун прибыл на место все было расколочено, а коммуникации лежали вместо плит. Гранитные скрижали отвезли в камнерезную артель. Из них напилили плиты и бордюры, по-местному — поребрики, для мостовых Лиговского проспекта. Человеческие останки сложили в несколько мешков и вывезли на свалку.

— Кости нашлись. Я похоронил всех, как того требовал обычай. К несчастью, души защитников это не успокоило.

Сейчас это место можно назвать и самым любимым для питерских самоубийц. Духи отомстили всем причастным к разграблению их святилища, все, в том числе и тот товарищ Сдобный сделал шаг с этого моста.

Милиция была вынуждена выставить на мостах посты. Всеми мерами препятствовали попыткам граждан преждевременно свести счеты с жизнью. Тем не менее, в том году воды Обводного канала навсегда сомкнулись над головами 89 человек.

От Боровского моста до железнодорожного виадука растянулось заклинание гранитных плит. Пока капище было целым, оно питало само себя, недостающую энергию давала твоя бабка. Сейчас душам требуется жертва. Жертвы, минимум сотню в десять лет. Лучше больше.

— А почему тогда такое количество самоубийств? Сто человек в год, не мало. Хотя если подойти к вопросу со здравым цинизмом, приемлемо.

Кощей дернул плечами и ехидно оскалился, потом фыркнул и продолжил закрывать мои пробелы в образовании.

Карельские колдуны ненавидели нового мертвого бога. Особенно его кровавую поступь по берегам Невы, под стягом шведской короны. Шведы наткнулись на капище, солдаты с яростью принялись громить истуканов. Защищавших своих богов женщин клали на гранит и резали.

И вот в самый разгар погрома из густого ельника появился обезумевший старик. Карел, сильный был колдун, обезумел от смерти единственной дочери. Пока он тянулся к телу родного человека солдаты кололи его копьями. Его последний шепот был обращен к этим убийцам. Что он сказал — не узнать.

Убить, то убили. Но не даром рассказы о страшных возможностях карельских колдунов, заставляли трепетал всю Скандинавию.

На следующую ночь, на месте бывшего капища состоялся не менее гнусный и отвратительный шабаш. Решили лишить место силы, преподнеся в жертву дьявола пять молодых карелок, каким-то непостижимым образом выживших при первом нападении. Их кровью повторно окропили гранитные останки идолов, с выбитыми на них магическими словами и знаками. Трупы бросили в одну яму вместе с трупом колдуна. Затем молодой священник, знаток потусторонних тайн навечно заклял дух злобной старика. И в завершение осквернил свое святое распятие.