Следствие по магии 2 (СИ)

В авиацию дед попал через аэроклуб, умолчав, что отец репрессирован. Вскрылось только на выпускном экзамене. Выручила одержимость небом и каторжный труд во время учебы. Изучал все до чего мог дотянуться двигатели, штурманскую подготовку, наставления по производству полетов. И видя это, инструкторы закрыли глаза на обман. Он хвастался, что налетал целых тридцать два с половиной часа, на маленьком У–2 Поликарпова. Будучи маленьким, мне становилось страшно от таких «больших цифр».

Когда началась война, дед на 2–й день пошел штурмовать военкомат, хотя техникум еще не закончил. Только корочка аэроклуба. Занял очередь и как в страшной сказке 3 дня и 3 ночи караулил. Очередь змеей обвивала близлежащие улицы. Всеобщая мобилизация! Ему было шестнадцать лет, меньше двух месяцев до семнадцати. Он приписал себе полтора года, так хотел фашистов бить. В летное училище отправили в Молотов[1].

Пока учился, отца деда арестовали, осудили по 58–й статье, за пораженческие настроения, он и умер в заключении. Дед обходил эту тему в своих воспоминаниях. Считал, что своей смертью он выкупил его жизнь. День в день с его смертью, на учебе их самолет попал в катастрофу, перегрузка при взлете.

Инструктор, командир звена, механик — все погибли, курсанты, что на чехлах сидели, живы остались. Даже комиссию прошли. Летать определили на самолетах Ил–2. Их считали «ассами», ведь у них была практика «целых» пятнадцать часов, деда особенно, у него сорок пять с половиной часов!

Дед любил вспоминать некоторые «особенные» случаи на фронте.

Как однажды отбомбившись, потерял аэродром, как восстанавливал ориентировку. Рассказывал, как искал линейный ориентир, найти — нашел. Железную дорогу, а вот куда повернуть направо или налево, не знал. Снизился на уровень телеграфных столбов, и велел штурману читать, какая станция. Кружил, как ястреб около одной. Прочитал с третьей попытки, какая станция, потом еле до аэродрома дотянул, в баке было как в Сахаре, на порах вернулись.

Летал на машине с тринадцатым номером. Тринадцатый номер никто не брал, а дед вот взял. Оказался счастливым номером. Всегда благодарил судьбу, свою ласточку и Всевышнего за то, что жив остался.

Тридцать восемь вылетов, в том числе в рамках операции «Багратион». Видел осколки Белоруссии, в сорок пятом, небо над Кенигсбергом.

Крепко дружил с капитаном Татьяной, любимцем французов, после «Нормандия — Неман». На самом деле звали капитана «Татьяну» — Серегин Василий Георгиевич. Герой Советского Союза. Деда Вася после войны стал почетным гражданином города Парижа. Рассказывал, как ему вручали орден Почетного легиона, лично генерал де Голль. Они с дедом за рюмочкой «чая» вспоминали Корею.

Но за ту операцию они без наград остались, слишком дерзкими были. В свой выходной на танцы пошли. Танцевал с военнослужащей своего полка. Ну и сцепились с помощником начальника штаба по разведке. Моженков, бесцеремонно оттолкнул деда, забрал девушку, но далеко не ушел. А друзьям обидно стало: они летают на боевые задания, а этот штабной крысюк!

Короче, они обменялись ударами, он его по роже, тот его. У деда руки жесткие оказались, у штабного под глазом синяк большой потом появился. Вышел тот на работу. «Что это с тобой?!», — спрашивают. Говорит: «Вот это меня младший лейтенант!». — «Ах, вот он такой — сякой!». Наградные на ордена Красного Знамени порвали.

Но самой большой наградой для него до сих пор — это письма — треугольнички, учениц девятого или десятого класса. Девчушки писали, присылали посылки на фронт. Носки теплые присылали, он и их бережет.

Я помню, как спрашивал его про фашистов:

— Дед как ты относишься уже сейчас к своим бывшим противникам, к немецким летчикам разведывательной авиации, истребителям Люфтваффе?

— Ну, наверное, как солдат солдату. Дело прошлое. Они же тоже выполняли свой долг.

Когда война закончилась учил летать не только своих летчиков, но и генералов даже на сверхзвуковых самолетах до шестидесятых летал. У деда 8500 вылетов, а общий налет почти двести сорок тысяч часов.

Он хотел защищать Родину. И учил ее защищать других. Был командиром эскадрильи, планировал инструкторские полеты. Летал с молодыми и самостоятельно, без неба себя не видел. Потому и в полковники не выбился, штаб — это точно не для него, считал, что, если окончит академию, будет начальником, будет учить фронтовиков, скажут: «Где эта тыловая крыса была, когда мы воевали?».

Генерала уже потом получил, с выходом на пенсию.

Он и меня учил любить Родину и летать, правда последнее только в теории. До сих пор помню, как сидел с котом на кресле и читает мне лекцию, вместо сказки. Кот — это такой же внук, как и я. Первый Барсик уже умер, не видел я его, зато историю с его появлением в доме…

В одной командировке деда пригласили на свадьбу, сибирского котенка маленького подарили. Когда разрешили вылет, он его за пазухой пронес, посадил на МиГ–15, взлетели, потом стали набирать высоту. Кот забеспокоился, дед то, с кислородной маской, и он полез к нему. Дед оттянул кислородную маску.