— Но никого, похожего на парня с кассеты, я там не видел, — сказал я. — Впрочем, у них есть дача где-то в пригороде. Не исключено, что найдем следы там. Или на кассетах. Там десятки кассет. Наверное, сотня, не меньше. А ведь это не первая их студия. Наверняка меняли квартиры. Может, с собой весь «фильмофонд» возят? А может, и не весь… Во всяком случае, полдела мы с тобой сделали. Такой гадюшник разворошили…
— Знаешь, сколько их по городу? — оторвался от своих грез Разумовский. — А по стране?
— По крайней мере, сегодня на один меньше стало, — сказал я.
Разумовский не ответил, вновь уставившись в какую-то невидимую для меня даль.
— Что ж вы их не обыскали?
— Что их обыскивать? Ты же видел, сколько на них одежды было. Он из-под кровати нож достал. Видимо, нечто вроде пародии на «Основной инстинкт» изображали. Да и не подумаешь по нему, что способен на такое. Под кайфом он был. Сначала вроде тихий, а потом вспышка ярости… Нет, не люблю я наркоманов. Не люблю, и все!
— Что с кассетами? — спросил я. — Нашли что-нибудь по нашей теме?
— Пока нет, но ребята сейчас с ними работают. Судя по всему, там только небольшая часть от общей «коллекции».
— Небольшая?! — возмутился я. — Штук сто…
— Много копий. Они тиражировали их там же, в меру своих скромных сил. Не все, понятно. Заказные в единственном варианте были. За копии могли и головы поотрывать. Штук пять «выездных» кассет нашли. Видимо, оператора заказывали в баню, где бандюки отдыхали. Секс, секс, секс… Боюсь, что я теперь, как минимум, месяц на женщин с вожделением поглядывать не смогу. Видишь, есть в этом и свой плюс — воспитательная работа: десяток кассет просмотрел — и к разврату больше не тянет, двадцать — окончательный импотент. А вот на тридцатой уже свихнуться можно. Вы бы домой ехали. Вряд ли сегодня успеем еще что-нибудь сделать. Ребята из спецслужбы еще часа три с кассетами разбираться будут. Потом еще раз допрашивать всех по второму кругу, согласовывать с начальством дальнейшие события, обыски, задержания… Я тоже только-только с наркотиками разобрался, а впереди еще отчеты, сопроводиловки, справки.
— Я хотел бы поговорить с охранником, — сказал я. — Это возможно?
— Почему нет? Возможно. Сейчас я его приведу.
Ракитин сходил в дежурную часть за Остапом и вновь углубился в кипу отчетов и рапортов, предоставив мне возможность самому работать с охранником.
— Остап, ты очень помог нам один раз, помоги и другой, — попросил я все так же невозмутимого здоровяка. — Нам очень нужен один человек. Из-за него и началась вся эта карусель. Он должен быть где-то неподалеку от этой студии. Он психически болен. И он очень опасен. Садист, насильник и убийца. Я подозреваю, что он поставлял на студию кассеты с записью своих преступлений. Не исключено, что одно время ему помогал кто-то из работников студии. Потом этот человек пропал.
— Сергей, — сказал Остап. — Сергей Духович. Оператор. Раньше работал с нами. Потом где-то в другом месте. Пил. Очень много пил. Всего боялся. Совсем нервный стал. Больной. Ничего не рассказывал. Раз в месяц приходил. Отдавал Коте кассеты.
— Котя — это горбун?
— Да. Отдавал ему кассеты и уходил. Еще на месяц. Потом пропал. Котя в ярости был. Шеф его едва не убил.
— А кто шеф?
— Не знаю. Но это длинная цепочка. Над этим шефом еще шеф есть. И еще. Студий много. Публичных домов много. Связи наверх тянутся. Высоко. Недавно Котя сказал, что все улажено. С оператором вопрос решен.
— Это уж точно, — подтвердил я. — Решили вопрос раз и навсегда. Окончательно. А кто этот вопрос решал, ты, часом, не знаешь?
— Нет. Мы не занимались. Другие занимались. Те, кто выше сидит. Их люди. Серьезные люди.
— А с кем работал оператор, знаешь?
— Нет. Он не говорил. Он вообще не говорил. Даже когда пил. Я у его девушки расспрашивал. Она теперь здесь работает. Света.
— Это которая на квартире была, курносая?
— Да. Денег не стало. Котя уговорил. Я отговаривал. Она сказала — теперь уже все равно.
— А куда Котя девал эти кассеты?
— Не знаю. Сразу увозил.
— Но хоть куда оператор ездил, знаешь?