Следствие продолжается. Финал Краба

Лукашик лег на диван и через несколько минут уснул. Судниковский представил себе, как придет смена и как он махнет на спящего и небрежно бросит Тростнику: «Вот так и проходит служба. Один спит, второй за двоих работает». Он считал себя обиженным. Многие, с кем раньше работал, давно майорами ходят. Ветров и Тростник скоро подполковников получат, а он уже второй срок четыре маленьких звездочки носит. Не везет — и все тут. Не понимает его начальство…

Лукашик проснулся. Поднял голову, взглянул на Судниковского. А тот, положив голову на руки, спал. Лукашик, стараясь не потревожить старшего, тихонько подошел к окну. Ранее аккуратно сложенные у стены сарая дрова были разбросаны. Лукашик тронул спящего. Тот что-то пробурчал и нехотя оторвал голову от рук.

— Посмотрите, товарищ капитан.

Судниковский взглянул в окно, бросился во двор. Лукашик за ним. Уже у сарая взглянул на часы — пять часов десять минут. Кто-то за этот час побывал здесь. Кроме Бусла это сделать некому. Лукашик обежал вокруг сарая, выскочил на улицу, но и там было пусто. Лейтенант подошел к стоявшему у разбросанных поленниц Судниковскому.

— Что же это вы, товарищ капитан? Я же предлагал дежурить до конца, — Лукашик от обиды чуть не плакал.

— Ладно, не горюй, друг, — помолчав с минуту, махнул рукой Судниковский. — Может, это и к лучшему. Помоги-ка лучше дрова сложить. — И он начал собирать поленья, складывать их на место.

— Вы что, хотите сказать, что ничего не произошло?!

— Конечно! Кто здесь разберется? Да и зачем лишний раз нам с тобой нагоняй получать? Подумаешь, кто-то дрова разбросал. А может, и не Бусел. Так что давай положим все на место и дело с концом.

Лукашик молча вышел за калитку, где и простоял до приезда Тростника.

Под южным солнцем

Жарко. Ветров, наверное, десятый раз останавливался у автоматов с газированной водой. А невдалеке плескалось синее море. С пляжа доносились веселые крики купающихся. Пользуясь начерченной водителем такси схемой, Игорь Николаевич нашел ресторан и, укрывшись от солнца в небольшом сквере напротив, обдумывал дальнейшие действия. Идти в ресторан и искать человека, к которому обратился Карпов, было бы неправильно. А то, что там должен быть такой человек, Ветрову подсказывало чутье.

«Пойду сначала в милицию».

Минут через двадцать Ветров разговаривал с начальником уголовного розыска. Крепкий, средних лет, с открытым волевым лицом, полковник пригласил к себе двоих сотрудников.

— Вот они вам и помогут. Знакомьтесь.

Первым представился высокий, худощавый капитан:

— Корнеев Николай Евсеевич, старший инспектор уголовного розыска.

Второй, в гражданском костюме, был низкого роста, круглолицый. В говоре прослушивался украинский акцент.

— Старший лейтенант Борисенко Виктор Иванович, инспектор уголовного розыска.

Ветров назвал себя и, повернувшись к начальнику уголовного розыска, спросил:

— Если вы не возражаете, то мы у товарищей в кабинете обсудим, что нам делать, и начнем действовать?

— Да, конечно. Понадобится моя помощь, обращайтесь, — и посмотрел на своих сотрудников: — А вы, хлопцы, чтобы помогли как следует. Сначала устройте товарища в гостиницу. У майора серьезное задание, одному не справиться.

Корнеев и Борисенко работали в одном кабинете. Это было удобно. Решили, что Борисенко достанет список сотрудников ресторана, а Ветров и Корнеев, на случай появления Карпова, организуют там наблюдение.

Возьми другой пистолет

Логацкий выслушал рассказ Бусла о том, как он ездил к Черепнину за оружием и не нашел его. Молча достал из сумки пистолет, две пачки патронов.

— Ладно! Черт с ним, возьми другой. Проверь на всякий случай, как работает.

Бусел, обрадованный, тут же углубился в лес. А Логацкий ломал голову, почему оружия не оказалось на месте. Неужели Махно раскололся? Час от часу не легче: ведь он знает, где мы находимся и что собираемся делать. Чем больше рассуждал, тем тверже убеждался, что ему, Логацкому, в нападении на сберкассу участвовать не следует. Нужно уклониться. Но как сделать, чтобы на «дело» пошли без него, и чтобы доли своей не потерять?

Как зверь в клетке

Черепнин был в камере один.

«Здорово они меня раскололи на тире и магазине. Ничего не скажешь, здорово! И деваться некуда: говори не говори, а все доказано».

Черепнин вспомнил Савича. Как он старался узнать, где сейчас Логацкий, Бусел и другие.

«Интересно, а где они? На даче? Больше им негде быть. А может, узнав, что меня взяли, смылись? Или думают, что скажу, где они прячутся? А может, и сказать? Срок снизят! Нет, нельзя! Заложу — на всю жизнь обида. Пусть сами выкручиваются. Это даже к лучшему, если смоются. Легче и мне будет. Пусть Савич разбирается, какую роль я играл в этих спектаклях».

Неожиданно мелькнула мысль:

«А как же Карп? Наверное, тоже на свободе, иначе не интересовались бы так им. Для меня главное — время тянуть. Что доказали — признаюсь. И баста, ни слова. Когда переведут в общую камеру, можно будет и записку Петьке передать…»

Картина проясняется