Ветров ломал голову, как установить остальных подручных Николаева. «Сложилась какая-то противоречивая ситуация, — рассуждал майор. — С одной стороны, получилось вроде и неплохо: начальник цеха задержал одного из дружков Николаева. После этого никто из посторонних людей в цех не заходил. Но, с другой стороны, не сделай он этого, дружки заглядывали бы сюда по-прежнему, по-прежнему находились бы у всех на виду и теперь, разумеется, найти ответ на вопрос, кто есть кто, можно было бы без особого труда».
Игорь Николаевич поручил Майскому собирать сведения о Николаеве, выяснить все, что могло пригодиться сотрудникам уголовного розыска. Сам же занялся человеком, задержанным на заводе. К этому понуждало одно немаловажное обстоятельство: повидавший виды майор был озадачен, что задержанным оказался Горелов, тот самый Горелов, которого советовал проверить Федор Андреевич.
Ветров еще не забыл своего обещания и, когда после их встречи Горелов пришел на следующий день к Игорю Николаевичу, помог тому устроиться на работу. Горелов был вполне доволен своим нынешним положением, заходил к майору и рассыпался перед ним в благодарностях. Участковый инспектор несколько раз докладывал, что в поведении Горелова чего-либо предосудительного не наблюдается. И вот на тебе! Снова попал в поле зрения уголовного розыска!
Если Горелов в какой-то мере и причастен к кражам, то непосредственно сам находился в стороне от подобных предприятий. Об этом свидетельствовали материалы оперативных проверок. Но вместе с тем очевидно и другое: Горелов играл какую-то роль в расследуемом деле. А вот какую — надо разобраться. Ветров все больше склонялся к мысли встретиться с Гореловым, обстоятельно побеседовать с ним. Но как построить беседу? Как заставить этого тертого-перетертого калача сказать правду и не навредить сотрудникам милиции?
Сложно, ох как сложно найти общий язык с душевно шатким человеком! Как трудно вызвать его на искренний разговор!
Жизнь, прожитая впустую, бессмысленно, накладывает на психологию такого человека особый отпечаток. Он оправдывает в собственных глазах и антиобщественные проступки, и тяжкие уголовные деяния, находя поддержку среди таких же, как и он сам, субъектов. Майор прекрасно понимал, что убедить в чем-либо Горелова, склонить к даче правдивых показаний будет даже сложнее, чем поймать его на месте преступления.
Игорь Николаевич запросил из архива уголовные дела, по которым в свое время привлекался к ответственности Горелов. И вот сейчас внимательно изучает их. Неожиданно в кабинет вошли Майский и Скалов.
— Игорь Николаевич! А может, пригласить сюда Николаева? — спросил Майский. — Скажем, что нам стало известно о людях, которые посещали его на заводе, потребуем объяснений.
— Рано, Александр, рано.
— А почему рано, Игорь Николаенич? — удивился Скалов. — Ведь мы уже многое знаем, чтобы развязать ему язык.
Ветров улыбнулся:
— Нет, дорогой товарищ детектив Скалов, знаем мы пока очень мало! Хочешь убедиться в этом?
— Хочу! — упрямо мотнул головой Скалов.
— Тогда давай сделаем так: ты — есть ты, то есть лейтенант Скалов, инспектор уголовного розыска, а я — Николаев. А вот Майский будет судьей. Согласен?
— Хорошо! — весело согласился Скалов и сел на стул, который освободил ему Ветров. Он немножко выждал, придал лицу серьезное выражение и начал допрос:
— Как долго вы работаете на заводе?
— Полгода.
— Где вы раньше работали?
— На опытно-экспериментальном.
— Скажите, товарищ Николаев, почему приходили к вам люди, которые на заводе не работали?
— Да что вы, товарищ Скалов! Я никогда никого не приглашал. Был, правда, один случай. Пришел ко мне мой знакомый Сашка Горелов, так его же сам начальник цеха выгнал. Спросите у нашего начальника. Он подтвердит.
— А кто еще к вам в цех приходил?
— Больше никого не было.
— Бросьте, товарищ Николаев! Прежде чем пригласить сюда, мы хорошо познакомились с вами. Так что давайте будем откровенными. Если мы говорим, что к вам еще приходили люди, значит, точно приходили.
— Ну что вы, товарищ Скалов, какой резон мне врать. Конечно, люди приходили, но это все рабочие завода.
— Назовите их.
— Фамилий не знаю. Помню, один спрашивал, нет ли у меня сверла «победит», второй на наждаке, он рядом с моим станком стоит, шлифанул какую-то деталь.
— А что же Горелов шлифовал?
— Ничего не шлифовал. Он забежал ко мне взять взаймы денег.
— И одолжили вы деньги?
— Нет. Я на работу беру только на обед.
— А сколько он просил?
— Тридцать рублей.
— Товарищ Николаев, вспомните: в прошлом году Сиваков спрашивал, он потом уводился с вашего завода, зачем вы эбонитовую ручку отвертки на круглом наждаке обтачиваете, зачем это понадобилось?
— Ручку отвертки? Нет, что-то не припомню такого. Может, я свою отвертку затачивал, так это каждый слесарь делает регулярно.
— Ну, хорошо. Забыли так забыли. А для чего в вашем столе лежали фонарик и фотообъектив? Или тоже не помните? Так я напомню… — и Скалов по-хозяйски выдвинул ящик из стола Ветрова, демонстративно достал оттуда линейку, которая имитировала фонарик, поднял ее перед воображаемым Николаевым. — Узнаете?!