— Ну, зачем нам о них говорить! Лично я никогда там не был и понятия не имею, что они там едят и пьют. К тому же в рабочих кварталах живут теперь преимущественно арабы, а уж их судьбы меня совершенно не занимают. Я вам так скажу: фривольная политика нашего государства относительно бывших колоний привела к тому, что в крупных городах плюнуть некуда, чтобы не попасть в выходцев из этих самых колоний. Нормальные люди бегут из больших городов. Во всем Париже осталась лишь малая горстка настоящих французов — и все они исключительно потомственные аристократы, у которых есть поместья под Парижем и которым просто некуда деваться от своих корней.
— И вам тоже некуда деваться от корней? — заинтересовалась Марго.
Пьер Антони хлопнул себя по лбу:
— Ой, я забыл, что мы в России, и для вас фамилия Фуарье звучит так же незнакомо, как для меня какой-нибудь Иванов. Но во Франции Фуарье не так уж много и все графы, — он хохотнул и пояснил, — У нас древний род. Правда в поместье живет только бабушка. Ужасно, кстати, дорогое удовольствие — содержать огромный дом и земляные владения под Парижем. Одних налогов столько, что хватит на прокорм всех рабочих кварталов. Ну, при условии, что они не будут есть свежие устрицы и пить вино 50-летней выдержки. И если бы не мясокомбинаты дядюшки…
Марго хлопнула в ладоши:
— Так у вашей семьи есть мясокомбинаты?!
Нарышкин побледнел и поджал губы. А Пьер Антони поморщился:
— О… не стоит о грустном. Фамильный бизнес… что может быть скучнее, чем эта ноша. Живешь с осознанием того, что рано или поздно придется стать главой огромного концерна, деятельность которого тебе более чем неинтересна. Дядюшка, видите ли… не имеет семьи. А потому, к сожалению, именно я являюсь наследником и будущим владельцем всего этого кошмара. Вы не поверите, я каждый день засыпаю с молитвой о продлении его дней. И хвала небесам, пока у него отменное здоровье.
— Но зачем вам вообще работать? — вскинула брови Марго.
На что французский аристократ только хмыкнул:
— Понятия не имею. Бабушка называет это блажью. Хотя, с другой стороны, если бы я не работал в нашей конторе, мне пришлось бы хоть изредка, но появляться на дядюшкиных предприятиях.
— Я с вами совершенно согласна, — она кивнула, — Мясокомбинат — это болото. Знаю по собственному опыту. Я, видите ли, являюсь акционером крупного московского мясокомбината, а с недавнего времени заняла должность арт-директора.
— Арт-директора? На мясокомбинате? — Пьер Антонии вскинул брови и, отставив бокал с вином, внимательно посмотрел на Марго, — А чем, простите, занимается арт-директор на мясокомбинате?
— Да я пока еще сама не решила, чем мне заняться. Но если уж ты акционер предприятия, нужно как-то способствовать его процветанию, не находите?
В общем обед прошел в приятной обстановке для Марго и Фуарье и совершенно кошмарно для Нарышкина. К концу трапезы последний был в таком подавленном состоянии, что едва не перепутал свой десерт с десертом для Мао. А если учесть, что десерт для Мао состоял из сырой мозговой косточки, то можно себе представить какими глазами взглянула на Андрея Марго, когда он к нему потянулся.
Однако возмущение Мао было много сильнее. Пес чуть было не вскочил на стол с явным намерением написать обидчику в тарелку. Спас положение все тот же вездесущий Фуарье. Он подхватил Мао одной рукой, другой выхватил из-под носа Нарышкина блюдо с мозговой костью и опустил весь этот ансамбль под стол. Марго наблюдала сцену с умиленной благодарностью. И Андрей понял, что растерял все свои очки, с таким трудом приобретенные за прошлый день.
Под конец обеда Пьер Антонии уже выразил желание посетить мясокомбинат, акционером которого являлась его новая знакомая, видимо, забыв, о своем неприятии к этой промышленности. Марго с радостью одобрила его порыв, предложив проследовать на завод немедленно.
Нарышкину ничего не оставалось, как поплестись следом. Но это было еще не все в списке его потерь. Выйдя на улицу, Фуарье развел руками:
— Надо было заказать такси, — пробормотал он, краснея от досады за свою неосмотрительность.
— Зачем? — удивилась Марго, — Я приехала на своей машине, да и Андрей, судя по всему, тоже. Во всяком случае, мне кажется, это его красный Мерседес.
Нарышкину осталось лишь согласиться.
— Поехали, — буркнул он сослуживцу, предвкушая, что завезет его в какую-нибудь подворотню, и там, подальше от чужих глаз, свернет мерзавцу шею.
Но тот усмехнулся и, отвесив поклон Марго, проговорил:
— Мне будет куда приятнее, если дама позволит разделить эту поездку с ней. Кроме того, просто неприлично оставлять женщину в одиночестве. Не так ли?
С этим он лукаво взглянул на Марго, и Нарышкин понял, что окончательно проиграл схватку.
Глава 18