Лицо Флагмана, до того показательно спокойное и даже благожелательное, помрачнело. Он оглянулся на своего телохранителя, а потом, окинув Астахова взглядом холодных глаз — как облив водой из проруби! — проговорил:
— Такое. Ты прибег к помощи уважаемого человека. Этот человек убит. Убит в такое время и в таком месте, что не может быть такого, чтобы ты и твой дружок совершенно не имели к тому отношения. Я не говорю прямо, что это вы убили Рыбака, для такого дела вы оба мелковаты и духу не хватит… но его убили через час после того, как он говорил со мной по телефону из сельской мусарни. Твой фоторобот и фоторобот Осипа попали в розыск, и я, честно говоря, не понимаю, как вас еще не заластали в КПЗ.
— Мы никого… мы не убивали, — слабо отозвался Иван Саныч, — мы никого не… зачем нам убивать Рыбушкина? Я его… я его видел-то в первый раз в жизни!..
— Это понятно. Но тем не менее вы навели на него киллеров. Так решили у нас. Мы, конечно, не суд присяжных и вердиктами не кидаемся, но так или иначе — за Рыбака нужно ответить. Ты. Ты ответишь.
— Я? — пробормотал Иван Александрович, стараясь не смотреть в мрачное лицо сидящего перед ним бандита. — Но почему — я? Я ведь… я не…
— Все это я уже слышал, — перебил его Флагман, и голос его, металлический, режущий, был куда как не похож на тот вкрадчивый бархатистый тон, который можно было даже назвать задушевным, — тот, что был у него в самом начале разговора: — все это я уже слышал и не имею ни малейшего желания выслушивать еще раз. Возможно, ты, Ваня, и не виноват и не имеешь никакого отношения к убийству Рыбушкина. Но вам не повезло. Вам не повезло потому, что вас примазали к этому убийству. К «мокрому гранду», как любил называть мокруху покойный Рыбак. Ты можешь не доказывать мне то, что ты вовсе не убивал Рыбака. Я прекрасно понимаю, что вы его не убивали, хотя бы просто потому, что гасить Рыбака через час после того, как он выходил на нас по телефону — это чистой воды самоубийство. Но вам не повезло, вы влезли в скверную историю, и вылезти из нее, отдать должок, вы можете только одним путем…
— Ка-ким?
Флагман некоторое время держал Астахова нанизанным на вилы своего металлического взгляда, а потом швырнул:
— Найти мокрушника.
— Найти… убийцу?
— Да.
— Того… кто убил Рыбака? Я… я должен его найти? Но… но разве… разве я могу… могу сделать то, что наверняка зависнет «глухарем»? — пробормотал Астахов. — Ведь вы сами хорошо понимаете, что это невозможно… у ментов, у вас, наконец, куда больше ниточек… за которые можно схватиться при поисках… да. Ведь вы знаете…
Флагман повторил, чеканя каждое слово, как если бы это была новенькая монета, только что оттиснутая прессом:
— Я знаю только то, что убит уважаемый человек, и кто-то должен ответить за его смерть. Пока что ответственность лежит на вас с Осипом. Вы могли бы переложить ее на другого человека, но этим человеком непременно должен быть настоящий убийца. Вот так, Ваня.
Он замолчал, а Астахов сидел, придавленный этими беспощадными словами, которые нельзя было опровергнуть, опрокинуть, как нельзя опрокинуть ваньку-встаньку… впрочем, еще немного, и Ванька — не встанет.
В голове Астахова прожужжали, как большая муха-«дирижабль», слова из недавно распеваемой Осипом песенки: «… Горемычный мой, дошел ты до краешка… тополь твой уже отцвел, Ваня-Ванюшка!»
— Отцвел, — пробормотал Иван Саныч, — да, вот оно: кажется, отцвел… — повторил он, выпрямившись и глядя на Флагмана стеклянными глазами.
Тот отвернулся.
— Вот что, — произнес Астахов. — У меня есть решение.
— Уже? — безо всякой насмешки, которую почему-то ожидал услышать Ваня, отозвался Флагман. — Ну, говори.
— Вы слышали об убийстве Магомадова? Его застрелили вчера вечером в ресторане «Падуя».
— Да. Чья работа?
— Не наша.
— Так я и думал. Ну а чья, не знаешь?
— Примерно представляю. Это тот самый черный человек, который убил Рыбака.
— Черный? — Губы Флагмана на этот раз искривила легкая усмешка. — Хорошее определение. Гм… черный. И что, ты в самом деле думаешь, что Рыбака и Мага убил один и тот же тип?
— Да. И этот тип хочет убить Жодле.
— Жодле? А где сейчас Жодле?
— Здесь. Здесь, в этом ресторане. Я назначил ему встречу, думая, что этот «черный» клюнет.
— На живца ловишь? — кивнул Флагман, и в чертах его лица мелькнуло что похожее на одобрение. — Это ты правильно. Не ожидал от вас такого. И что же? Где этот ваш пресловутый француз?
Ваня сморщился и сделал какой-то неопределенный жест, а потом хмыкнул и ответил:
— А он в сортир пошел. С Осипом.
Флагман расхохотался. Даже невозмутимый охранник у дверей сделал гримасу, похожую на ту, что обозначает на своей физии горилла в зоопарке, которую веселят разгулявшиеся детишки.
— В сортир? С Осипом? У них что, любовь с первого взгляда? Или Осип никак не забудет зону? Пошел играть с французом во французскую любовь?
Иван Саныч досадливо поморщился.
— Да ну нет. Просто у них чего-то там… не то съели, что ли.