— А-а черррт! — простонал Иван Саныч, машинально ускоряя ход и натыкаясь на широченную спину Осипа. Они ломанулись к выходу вслед за каким-то прилизанными молодыми людьями и девушкой, сломавшей на бегу каблук… они пробежали каким-то длинным коридором и наткнулись на какого-то человечка, на полусогнутых заскочившего в туалет с буквой «М» и, верно, испытывающего сильнейшее расстройство желудка. Из его кармана вывалилась пустая пластиковая баночка йогурта, которую и пнул Осип, с трудом разминувшись со страдальцем и проорав ему в спину ругательство:
— Промой зенки… за-сра-нец!!
На пути Осипа возник какой-то охранник, попытался прекрадить ему путь, но глыба матерого человечища Моржова смела его с пути. Задыхаясь, они пролетели мимо фейс-контроля, легко отстранив субтильного охранника, вскинувшего на них было автомат. Улица ударила им в лицо дождем, лившим как из ведра.
Машины Иры у ресторана не наличествовало. Верно, именно на ней они уехали на квартиру к Жодле.
— Мы забыли!.. — истерически выкрикнул Иван, когда они заворачивали за угол.
— Что? — задыхаясь, выкрикнул Осип.
— Мы забыли заплатить!..
И Ваня остановился посреди улицы и сумасшедше захохотал, не обращая внимания на то, что какая-то машина резко затормозила, едва не врезавшись в Астахова и обдав его каскадом, то ли жутко грязной воды, то ли жидкой грязи, а водила не поленился приспустить стекло и облить Ивана Саныча дополнительной грязью, на этот раз — лающе-матерной…
Они стояли под навесом и глядели на окна квартиры, в которой на время своего пребывания в Питере остановился Жодле. Жодле, который еще не знал, что его подельник — или кем там приходился ему уже покойный Али Магомадов, — убит.
В одном из окон тлел свет: верно, там был включен ночник.
— Опять, опять! — говорил Ваня, стуча зубами от холода в своей насквозь промокшей одежде. — Как будто кто-то ходит за нами по пятам и… вот так!!
— Как же его убили? В ресторане, набитом народом? Енто как нарошно, — сказал Осип, озираясь по сторонам. — Может, мы ево сами навели на Магомадова? Ну канешна-а!! Слушай, Ванька, — затряс он Астахова, который остолбенел от столь бурного проявления вообще-то не свойственной Осипу горячности, — а может, это мы сами наводим ентого убийцу на всех… всех, всех?
— «Всех-всех-всех»! — передразнил Иван Саныч. — Мультик из серии «Винни-Пух и все, все, все»!
— А чаво ж? Да ты сам посуди, все у нас под носом… как тогда, в Мокроусовске!
— Тролько не говори, что и на этот раз Осокин всех мочит.
— Не-а, на этот раз, канешна-а, не Осокин. Но дюже хитрая скотина. И… как его… ентот — прохвессионал. Идет нам в след… сначала Рыбушкин, потом — Магомадов…
— Нет, ты уж с самого начала!.. — перебил его Иван Саныч. — Сначала — Жак Дюгарри, потом — Николя, потом — Гарпагин. Хотя нет, дядю Степана, можно сказать, я сам угробил. Но тут, в Питере… тут — да, тут ты прав! Кажется, прав! Возможно, мы сами выводим его на его будущих жертв. Только непонятно, как…
— Ладно! — прервал его Осип. — Хватит теёрии разводить-от. Пойдем наведаем старого нашево приятеля мусью Жодле. Авось что-нибудь да и прояснится. Только с тем мусьей надо осторожнее.
Ваня подумал, что об этом можно было и не напоминать. И совсем уж некстати вспомнилось, что их фотороботы находятся в розыске.
И они направились к дому.
На лестничной клетке дома Жодле они внезапно с жуткой обнаженностью ощущений почувствовали себя как звери, на которых идет охота. Звери… Неясные, смутные подозрения, глухая тревога — все это клубилось, как чужие тяжелые запахи, ползущие со знакомой, натоптанной и, казалось бы, безопасной водопойной тропы. Осип дергал носом воздух, у Вани в груди что-то хрипело и глухо клокотало, сердце дергалось и подпрыгивало, словно запущенная неумелой рукой игрушка-юла. Стены ночного подъезда, исписанные сакраментальными надписями из серии «ГЕНА + АНЯ = 2 тыс. руб. на аборт от папы Гены» или «Лена — блядь», казалось бы, пульсировали, то приближаясь, то отдаляясь.
…Дверь квартиры, в которой должны были находиться Жодле и Ира, была в самом деле незаперта. Достаточно было повернуть ручку, чтобы она открылась.
— Умная девочка… — пробормотал Ваня, — все правильно сделала…
Они проскользнули в прихожую, наполненную неясным ароматом. Иван Саныч со смутной радостью узнал в этом аромате запах Ириных духов.
Осип широко шагнул в освещенную ночником комнату и, закрыв за собой дверь, включил верхний свет.
Лежавший на диване с сигаретой и в халате Жодле дернулся и прикрыл глаза рукой, а потом промурлыкал нежным голоском, с оттяжкой в носовые гласные, вероятно, думая, что свет включила Ира:
— Ты уже вернула-ась из ва-о-онной, Ирэн?
— Вернулась, бля, — пробасил Осип.
Жодле дернулся так, будто его приложили электрошоком. Полы халата разлетелись, и под ними показались волосатое брюхо и грудь, а также в самом деле кривые (как априори утверждал Ваня Астахов) ноги:
— Qu`est que se?! Кто здесь?!.