Следствие ведут знатоки

Знаменский. Да, я не знаю точно, как все шло. Пока не знаю. Но не зря я десять лет следователем. Научился понемногу разбираться в людях и в происшествиях… Сказать вам, о чем вы больше всего думали за эти сутки?

Силин. Ну?

Знаменский. Как могло так случиться? Почему?

Силин (нерешительно). Почему я засыпался?

Знаменский. Ну конечно.

Силин (не в силах скрыть волнения). А вы — знаете?

Знаменский. Начинаю догадываться… (Протягивает Силину кусок веревки.) Завяжите мне на память несколько узлов.

Силин. Узлы?.. (Шевелит губами, глядя на веревку.) А-а, дамочка будет експертизу делать! На доброе здоровье. (Ловко вяжет своими огромными ручищами узлы.)

Сцена четвертая

Криминалистическая лаборатория. Знаменский, Кибрит. Перед ней на столе узлы, которые она сравнивает.

Кибрит. Веревку на мешке с шубами завязывал сам Силин. Это бесспорно.

Знаменский (барабанит пальцами по столу). А кто их клал в мешок?

Кибрит. Везде и на всем отпечатки только его пятерни. (Достает исчерченный лист.) Ты просил восстановить его маршрут по складу. Схема простая. Крестиками я пометила пункты, в которых уверена, что он был. А вот здесь два сомнительных кружочка. Сторожа безбожно натоптали.

Знаменский (с интересом склоняется над схемой). Так он прошел прямо тут? Характерно. Это место я при осмотре проглядел… Силин, разумеется, рассказывает по-другому.

Кибрит (улыбаясь). По-моему, он тебе нравится, этот пещерный житель.

Знаменский. Не то чтобы нравится… жалко его, дурака. (Передразнивает Силина.) «Я пошуровал на складе и выбрал три каракулевых пальта». Да он не отличит каракуль от цигейки! Он был грузчиком, а в колонии шесть лет работал лесорубом — не скорняком… Если бывают заблудшие овцы, то Силин — этакий заблудший мамонт… Да, а что задвижка? Когда ее пилили?

Кибрит. Пал Палыч, не все сразу! Задвижка у химиков. Исследуют степень окисления по часам, длинная история.

Знаменский (берет листок с вычерченной Кибрит схемой, снова разглядывает). Есть идея: вывезти Силина на склад. Пусть покажет, как он якобы действовал. Понимаешь?

Кибрит. Понимаю… Когда?

Знаменский. Если завтра в три, в три тридцать — сможешь?

Кибрит заглядывает в настольный календарь. Входит Томин.

Томин (весело). Вероятно, я некстати? Профессиональное качество. Вся наша клиентура считает, что угрозыск появляется некстати.

Знаменский. Хорошие новости по делу? Или просто радуешься жизни?

Томин. Радуюсь, Паша. Законом не запрещено.

Знаменский (смеется). Ладно, валяй… Что скорняки?

Томин (с сожалением). Как ни странно, каракулевых шуб не ждали. Даже ни малейшего слушка, что может появиться такой товар. Вот соболей кто-то обещал привезти с севера…

Знаменский (ничуть не удивлен; сообщение Томина, видимо, лишь подтвердило какую-то его догадку). Не ждали… характерно.

Томин (оживленно). Но зато пришли материалы из бывшей колонии Степана Корнеича Силина. Кстати, среди друзей он зовется просто и скромно — Комод. (Достает семь фотографий, развертывает в руке веером, как карты.) Вот его тамошние приятели. Этот еще сидит. Этот сидит. (По одной бросает фотографии на стол.)

Кибрит. Ой, какой мрачный тип.

Томин. Этот вышел год назад, работает на заводе в Брянске. Этот освободился только что, пока не трудится, но прибыл на место жительства под Киевом. Остаются трое — в принципе возможных. Старый вор Захаркин — рекомендую. (Показывает фотографию.) Года два как в воду канул. Не прописан, не зарегистрирован, не задерживался.

Знаменский. И ни в одной картотеке?

Томин. Нет. Этот — Митька Фрукт, карманник. Отбыл срок, с прошлого лета живет в Москве у матери. Работает шофером и даже женился.

Знаменский (быстро). На какой машине ездит?

Томин. Слушай, я получил эти фотографии и выписки из личных дел полтора часа назад!

Знаменский. Ладно, молчу. Последний?

Томин (держа в руке последнюю фотокарточку). В прошлом «домушник», аферист, всего понемножку. В колонии стал активистом, получил специальность слесаря.

Кибрит (заглядывая через плечо Томина). Глаза неглупые.