Следствие защиты

Судья Бингем спросил, вынес ли суд вердикт, и старшина присяжных, мужчина в черной спортивной куртке, тот самый, на выборе которого когда-то настаивала Джонни Фей, ответил утвердительно. Он протянул помощнику судьи листок бумаги.

– Можете зачитать вердикт, – сказал судья Бингем. Помощник громким и бесстрастным голосом прочитал:

– Мы, члены суда присяжных, пришли к мнению, что обвиняемая, Джонни Фей Баудро, невиновна в преступлении, совершенном в целях самообороны.

Кровь отхлынула от лица Уоррена. Джонни Фей издала вопль. Она обвила руки вокруг шеи Рика, обнимая его. Затем с распростертыми объятиями обернулась к Уоррену. Но Уоррена там уже не было.

Большими шагами, почти бегом, он выскочил из судебного зала. Репортеры погнались за ним, хватая его за рукава и выкрикивая на ходу свои вопросы. Мгновенно Уоррен был окружен, и вырваться он мог уже не иначе, как растолкав журналистов в стороны. Микрофоны маячили перед самыми его зубами. Волна какого-то нервного раздражения пробежала вдруг по всему телу Уоррена – от головы до пальцев ног.

– Суд сказал свое слово, – ответил он, – к лучшему это или к худшему. Миз Баудро теперь свободна. Это единственное, что имеет значение. Мне больше нечего добавить.

Но уйти Уоррен не мог. Репортеры окружили его, вцепившись ему в рукава.

– Мистер Блакборн, что вы имеете в виду, говоря “к лучшему это или к худшему”? Значит ли это, что вы выражаете сомнение в справедливости вердикта?

– Суд всегда прав, – сказал он, цитируя свои собственные слова, сказанные им когда-то его бывшей подзащитной. – Независимо от того, прав он или нет в действительности.

Посреди гула голосов и криков недоверия Уоррен решительно выбрался из толпы журналистов и телеоператоров. Никаких комментариев! Он направился в сторону лестничной клетки.

Дверь захлопнулась за ним. Уоррен прислонился лбом к холодной, облупившейся поверхности стены. Руки его были влажными, желудок вздымался и буквально выворачивался наизнанку. Альтшулер знал правду, но это оказалось неважно. “У тебя не было выбора”, – сказал он. Но я сделал свой выбор, подумал Уоррен, и добился того, что случилось. Если бы я был действительно храбрым человеком, я схватил бы сейчас эти микрофоны и сказал: “Она свободна. Свободна лгать, свободна снова убивать, свободна радоваться нашему соучастию”. Если справедливость еще существует, то происшедшее только случайность. Система в целом отвратительна. Спросите человека по имени Гектор Куинтана, который может получить смертный приговор за убийство, которого он не совершал: это она убила!

Уоррену хотелось завыть от отчаяния, но все, на что он решился, – это жалобный стон посреди четырех стен. Но что реально я мог сделать? – спросил он себя. Да ничего. А что я могу сделать сейчас? Тоже пока ничего. Так что, помоги мне Господи, но я найду свой путь!

27

Над массивным письменным столом Рика Левина в старом здании “Коттон-Иксчейнч-билдинг” горела синяя неоновая надпись – “Адвокат”. В одном из углов комнаты стояли деревянные копии средневековой дыбы и железной виселицы (“Это для того, чтобы помочь вам вспомнить все поточнее”, – обычно говорил Рик своим клиентам.) В другом углу на паркетном полу был установлен красный автомат, торгующий жевательной резинкой. Покопавшись в кувшине с мелочью, Рик опустил в прорезь машины два пятицентовика и предложил Уоррену один из выскочивших из автомата кубиков в розовой обертке.

Уоррен покачал головой. Напротив него на столе стоял кофейник с дымящимся ароматным черным кофе, который только что принесла Бернадет Лу.

После вынесения вердикта Рик побеседовал с несколькими членами суда по делу “Баудро”.

– Знаешь, – рассказывал он теперь Уоррену, – наверно, я никогда не перестану изумляться тому, как быстро люди обретают новое лицо. Вся остальная их жизнь может быть полной всевозможного дерьма, они могут мошенничать с налогами и обманывать своих супругов, могут быть настоящими лодырями и болванами, но, когда им приходится исполнять роль судей, тут, мой друг, они внезапно превращаются в честных американцев и профессоров логики. Они уважают Закон, они хотят поступать по справедливости. Заставляют меня самого поверить в систему.

– Частью которой, кстати, мы и являемся, – нетерпеливо перебил Уоррен. – Итак, расскажи мне, что же там произошло.