Следствием установлено…

— Требования, естественно, повышаются, но не это главное. Тут другое — нет настоящей рабочей обстановки. Да и директор изменился — болеет часто и сейчас с инфарктом лежит в больнице.

— Есть же главный инженер, заместители, в конце концов, или, — тут Вячеслав решил забросить пробный шар, — или они делят шкуру неубитого медведя?

— Скорее недобитого, — мрачно сострил Охочий.

— Почему недобитого? Кто его не добил? — быстро подхватил Вячеслав.

— Я так, к слову, — замкнулся Охочий.

Вершинин решил не настаивать. Он немного отошел от темы разговора:

— Кулешова я помню еще по прошлому. Отличное впечатление производил. Неужели так изменился за эти годы?

— Сказать о Кулешове плохой или хороший нельзя. Он не однозначный человек: организатор блестящий, технику знает на пять с плюсом, авторитет имеет, вернее, имел.

— Почему имел?

— Да потому, что авторитет директору создает не только он сам, но и весь управленческий аппарат, и уж, конечно, партком и завком. А когда они там сами не знают, что делать, авторитет трещит. Директор пытается заштопать его, но одному трудно, он допускает ошибки, перегибы.

— Вы имеете в виду фельетон в областной газете?

— Читали? Конечно, и его тоже. Однако сразу оговорюсь, — недостатки Кулешова не идут ни в какое сравнение с присущими ему деловыми качествами. Он — настоящий руководитель крупного современного предприятия.

— Тогда почему завод не тянет план? — вернулся к первоначальной теме Вершинин.

— Трудно сказать, — уклонился Охочий. — Наверху видней. Что я скажу со своей колокольни? Мой цех — один из многих.

Стало ясно: начальник цеха уходил от откровенного разговора. Вершинин особенно и не винил его за это. Настороженность Охочего была понятна: с какой стати следователь вдруг интересуется заводскими делами? А взять и просто объяснить Охочему причину своего любопытства Вячеслав пока не хотел, ибо еще не знал, чем обернется вся его затея.

Вершинин проводил Охочего на улицу. Задержав руку Вячеслава в своей, тот сказал на прощанье, пряча хитринку в глубине глаз:

— Если вы хотите узнать обстановку на нашем заводе, я советую встретиться с секретарем парткома Лубенчиковым.

«Вот хитрец, — подумал Вершинин, провожая взглядом мощную спину Охочего, — понял, что меня волнует».

Он еще постоял на улице, наблюдая, как вперевалку по-гусиному уходит начальник цеха, не оглядываясь назад, хотя наверняка чувствует, что на него смотрят.

УДАР ПО САМОЛЮБИЮ

Когда Вершинин зашел в кабинет секретаря парткома, там происходил серьезный разговор об одном из заводских общежитий, находящемся на отшибе, которому администрация завода уделяла мало внимания.

Возбужденный мужчина со значком ударника коммунистического труда горячо доказывал свою правоту, разрубая ладонью воздух. Другой — помоложе, с торчащим на затылке хохолком жестких волос, поддакивал ему, изредка вставляя слова. Они говорили, что в общежитии не ведется воспитательной работы, рассказывали о злоупотреблениях коменданта. Дважды секретарь парткома прерывал взволнованный рассказ и говорил, что уже давал команду завкому разобраться с положением в общежитии и считал, что там теперь спокойно. Он раздраженно поднимал телефонную трубку, сердито набирал чей-то номер, по-видимому, председателя завкома, и в сердцах бросал ее на рычаг. Посетители, наконец, сообразили, что ничего, кроме ссылок на завком, они не услышат и отчужденно замолчали.

— Пойдем, Петя, — сказал тот, что помоложе. — Решим позже, — и направился к выходу.

— Позже, позже, — пробурчал другой, неохотно вставая. — Сколько раз можно говорить об одном и том же?

— В ближайшее время решим этот вопрос, — с облегчением пообещал Лубенчиков.

Вершинин заметил, как выходивший последним уже в дверях вяло махнул рукой, видимо, не питая надежды на брошенные ему вслед слова. Секретарь парткома быстро отвернулся, сделав вид, будто не заметил прощального жеста. Ему было неловко перед посторонним.

— Какие только вопросы не приходится решать парткому, — с ноткой оправдания сказал он, скользнув взглядом по посетителю.

— Старший следователь Вершинин, — назвал себя Вячеслав, хотя был уверен, что секретарь парткома знает, с кем говорит: ведь он пришел в точно назначенное время.

— Очень приятно. Лубенчиков, — представился тот. — Прошу извинить за задержку, но сами видите: общежитие, ясли, детские сады, прочее разное… А главное — производство.

— Работа у вас всеобъемлющая, — согласился Вершинин, но от соболезнований по поводу загруженности воздержался и снова замолчал, предоставляя Лубенчикову самому выпутываться из неловкого положения, в которое его поставили парни из общежития.

Однако тот не стал распространяться о трудностях, а, плотно усевшись, достал из ящика стола красочно оформленный блокнот делегата какой-то конференции и, пробуя перо, сказал:

— Внимательно слушаю вас, товарищ Вершинин. Кто, что и где натворил?

— Записывать наш разговор, пожалуй, не стоит. Он пока несколько конфиденциальный, — остановил его Вячеслав. — Мне бы хотелось откровенного разговора с вами по весьма щепетильному вопросу, касающемуся внутризаводских дел в целом.