Следствием установлено…

— Ладно, Витя, пойдем в машину, — сказал он успокоительным тоном, — а на Олега брось сердиться. После поймешь, что он поступил правильно, по-товарищески. А знаешь, как он за тебя заступался. Ведь мы-то, честно говоря, тебя подозревали в убийстве, а Гагулин уверял, что ты на такое не способен.

— Куда ж меня сейчас повезете, — страдальчески сморщился Глухов, — в КПЗ поди?

— Домой повезем, к мамке. Правда, следовало бы сначала в другое место завезти.

— Куда это?

— В баню, в парилку. И отмачивать целый день.

Вечером этого полного событиями дня, когда Виктор Глухов, обласканный родителями, скорее всего спал беспробудным сном на своем любимом диване, Вершинин вызвал к себе Стрельникова и Пантелеева, с которыми еще долго обсуждал возможные варианты быстрейшего выхода на парня, уничтожившего на вокзале заводское удостоверение.

КТО ЕСТЬ КТО

На вешалке висело чужое демисезонное пальто с воротником из золотистой нерпы и такая же шапка с козырьком. Вершинин недоуменно потрогал короткий мех. Гостей он не ждал. Из комнаты доносился заливистый смех его двухлетней дочери Наталки. В прихожую вышла Светлана. Вячеслав увидел на ней новое платье и удивился — обычно жена его надевала по праздникам. Выглядела Светлана довольно оживленно.

— Тебя дожидаются уже больше часа, — сказала она, подвигая ему домашние тапочки.

Вячеслав шагнул в комнату. Рядом с Наталкой у детской коляски сидел Константин Сергеевич Охочий. Он веселил девочку, туго надувая щеки и издавая странные звуки наподобие: «бу, бу, бу». Наталка реагировала на его фокусы, заливаясь веселым смехом, хотя обычно малознакомых людей не жаловала.

— Какими судьбами, Константин Сергеевич? — приход Охочего насторожил Вершинина.

— Навестить решил вас без приглашения. Уж не обессудьте.

— Рад вас видеть, — ответил Вячеслав, лихорадочно соображая, зачем пришел Охочий.

— Вы, я слышал, всерьез взялись за наш завод, — без обиняков спросил Охочий.

— Откуда же вам это известно?

— На заводе сейчас об этом знает каждый второй.

— И что же знают?

— Говорят, прокуратура начала розыск тех, кто писал анонимные письма на директора.

Вячеслав был раздосадован. Слухи разнеслись быстрее, чем он ожидал.

— Знаете, — состорожничал он, — наговорить всякого могут.

— Да-к ведь называют именно вашу фамилию, мол, расследование поручено следователю Вершинину, — настойчиво продолжал Охочий, пытливо вглядываясь в собеседника.

Такое наступление пришлось Вершинину не по вкусу.

«А кто ты, собственно, такой и почему тебя вдруг заинтересовал вопрос, от которого прежде уходил», — подумал он.

От внезапно возникшего подозрения Вячеслав даже поперхнулся.

«Неужели зондирует почву? — мелькнуло в голове. — А вдруг он заинтересованное лицо или, более того, причастен к анонимкам? Ведь я с ним в сущности мало знаком. Странный визит домой. Ладно, как говорится, поживем — увидим».

— Моя фамилия?! — невозмутимо спросил он. — Вы, очевидно, ошибаетесь. Произошло недоразумение.

Охочий покраснел густо, почти до слез, поняв направление мыслей собеседника. Он долго откашливался в кулак, а затем, собравшись с духом, произнес:

— Я догадался, о чем вы подумали, но это ошибка. Никто к вам меня не посылал, и пришел я сюда не ради любопытства. Наш первый разговор в прокуратуре не получился откровенным, ибо я не знал, насколько серьезно вас затронули дела завода. Вы не произвели тогда на меня впечатления человека, по-настоящему заинтересованного судьбой нашего коллектива. Вы сами стояли на распутье. Мне трудно было говорить с вами откровенно. Теперь я убедился: вы сделали выбор, хотя не признаетесь в этом, и я готов помочь вам. Я до глубины души возмущен тем, что происходит на нашем заводе. Какой-то негодяй на протяжении стольких лет отравляет существование целому коллективу. Согласитесь, он клевещет не на дядю Ваню или тетю Машу, и даже не только на директора завода. История с письмами и проверками будоражит всех, последствия ее скажутся в дальнейшем на всем производстве. Но даже не это главное. Она уродует людей, морально разлагает их. Иной видит безнаказанность такого писаки и сам задумывается: может, попробовать при удобном случае. Риск-то минимальный. А ведь руководитель каждому не угодит, всегда найдутся и недовольные. Одному в премии отказали, другому выговор закатили, третьего уволили. Законных оснований для оспаривания нет, вот он и возьмется за перо из желания отомстить. Попробует разок — выйдет, начнут трясти руководителя. Потом захочется еще раз и еще. Раз ты мне, то и я тебе. Я твердо убежден, что, допуская это, мы серьезно проигрываем в идеологическом воспитании людей. Кулешов, конечно, не бог, но мужик честный, дело знает и болеет за него. Лучшего руководителя для нашего завода трудно найти. Вот почему сейчас я здесь и готов ответить на любой вопрос.

— С чем же вы пришли сегодня? — спросил Вершинин. — Может быть, вы назовете мне имена предполагаемых анонимщиков?