В детстве прачечная «Плюмерии» представлялась мне волшебным местом. Чтобы попасть в нее, нужно было пройти через лабиринт ремонтных мастерских, проскользнуть мимо бдительных охранников и спуститься по темному туннелю, соединявшему один мир с другим – залитым светом, заполненным движением и звуком.
Солнечный свет сочился сквозь открытые вентиляционные блоки стен, несколько напольных вентиляторов разгоняли горячий воздух и пары. Гигантские машины вибрировали и урчали, как голодные твари в предвкушении кормежки. Работники здесь делились на две группы: одна занималась сортировкой и стиркой, другая – сушкой и складыванием. Их движения были резки, но не лишены грациозности: отработанное до автоматизма действие, без ненужных физических и временных затрат.
Когда я была маленькой, мама запрещала мне спускаться в прачечную. Поэтому, конечно же, я пробиралась сюда при любой возможности.
Оглядываясь назад, я понимаю, чем мама руководствовалась. Ребенку находиться здесь одной, без присмотра, среди моющих средств и горячих машин опасно. Не говоря уже о том, что работникам приходилось, не отрываясь от работы, присматривать за хозяйской дочкой!
Должно быть, именно поэтому менеджер хозяйственной службы, мисс Перл, всегда прерывала мои маленькие приключения. Она появлялась всегда вовремя, как по часам, и мягко выпроваживала меня из прачечной в свой кабинет – комнатенку на верхнем этаже. Мисс Перл делала мне чай, и где-то с час мы неторопливо распивали его, пока она рассказывала мне истории, представлявшие собой смесь фольклора, сказок и – это я совсем недавно поняла – эпизодов из старой местной мыльной оперы под названием «Вествуд парк».
После катастрофы на вилле я нуждалась в утешении. И не нашла места лучше, чем кабинет миссис Перл.
– Давненько не видела тебя. – Она протянула мне чашку чая. – Уже подумала, ты меня позабыла.
– Прости. – Я осторожно приняла чашку с блюдцем. – В последнее время занята. Или стала
Перл потянулась за упаковкой мармеладок, лежащих в вазочке на ее столе. Она сама делала сладости и частенько дарила их всем по праздникам и на дни рождения. Перл открыла пакетик и закинула обсыпанную сахаром мармеладку в рот.
– Дело в отце? – спросила она.
Я пожала плечами. И да и нет.
– А что папа. Папа есть папа. Он не меняется.
– Он делает все, что в его силах.
– Знаю. – Жаль, его сил не хватает на гостиницу.
Меня поражает и расстраивает то, с какой легкостью он переложил ответственность за «Плюмерию» на чужие плечи. А в последнее время он кажется еще более отстраненным, чем раньше. Наверное, снова начал писать. Ради управления гостиницей папа бросил подработку на стороне, но время от времени по-прежнему работает над своим путеводителем по Тобаго.
Я пригубила чай, вкус был резковатый, сладко-горький.
– Апельсин? – предположила я. – И корица.
– Очень хорошо, – кивнула Перл. – Совершенствую старый рецепт, простой, но бодрящий. Говорят, отвар из апельсиновой шкурки – хорошая профилактика от простуд. – Она лукаво улыбнулась, вращая в руке горячую чашку. – И облегчает боли в животе. Говорят даже, он облегчает табанку.
Я поперхнулась. Горячая жидкость обожгла горло и язык. Я поставила чашку с блюдцем на стол между нами.
– Что?
Перл спокойно и красноречиво взглянула на меня поверх очков.
Я поникла, ссутулившись в кресле.
– Откуда ты знаешь?
– А как мне не знать? – Она постучала пальцем по своему виску. – Думаешь, я не поняла, что к чему, когда одна из девушек упомянула имя внука Чандры?
Я беспокойно скользила пальцами по ручке чашки.
– Это было давно.
– Два года – разве это давно? – Перл поцокала языком. – Тебе только так кажется. Вы, молодежь, единственные, кто не осознает быстротечности юности. Глазом не успеете моргнуть, как она пройдет. Вы храните свои сожаления, точно тяжелые камни, не понимая, что сделанный вами плохой выбор весит ровно столько же, сколько и упущенный хороший.
– Я это понимаю, – заверила я. Если ее не остановить, она продолжит в том же духе. Перл не только виртуозно заваривает чай, но и является неисправимым романтиком, о чем свидетельствует и тот факт, что она уже четвертый раз замужем.
– Правда? – Перл испытующе смотрела на меня, сузив глаза. – Помнишь мой рассказ о первом муже?
– Механике?
– Нет, фермере. Я за него вышла примерно в твоем возрасте. Не делай такое лицо, тогда это было нормально. Пойми, мои родители оба были эмигрантами из Гайаны. После их смерти меня воспитывали британские монахини в одном из приютов. Он стал моей первой настоящей семьей.
Перл приблизила к себе чашку, устремив взгляд куда-то мне за плечо.