Следующая остановка - расстрел

Главным пособником Гука в этом непристойном предприятии был лебезивший перед ним Леонид Никитенко, его заместитель по линии контрразведки, — высокий стройный человек с приятной внешностью, весьма милый — когда пожелает — в общении и неплохой контрразведчик. Я узнал, что предшественник Гука на посту резидента латыш Лукашевич ненавидел Никитенко всеми фибрами души и никогда не упускал случая съязвить по его поводу, за что Никитенко платил ему той же монетой. Когда резидентом назначили Гука, Никитенко всячески старался ему угодить, выказывая почтение вплоть до самоуничижения. Никитенко с Гуком большую часть рабочего дня проводили в кабинете резидента, где, закрывшись на ключ, дымили сигаретами и пили стаканами, попутно измышляя дикие, непристойные истории, в основном касавшиеся посла.

Атмосфера, царившая в здании посольства, была настолько насыщена миазмами злобы и вражды, что я почувствовал это в первый же мой визит сюда, на следующий день после прибытия в Лондон. Многие замечания, отпускавшиеся в адрес посла Гуком и его лизоблюдами, были пронизаны злобой и ненавистью.

— Не удивлюсь, если вдруг окажется, что посол — английский агент… Кое-что говорит о том, что у нас происходит утечка информации… Возможно, он работает на них… Я просто поражаюсь, как это удается ему удовлетворять ее… В том, что она пьет, нет ничего удивительного…

Никитенко, даже если и не соглашался в чем-то с Гуком, никогда не перечил своему боссу и постоянно поддакивал ему.

Гук невзлюбил меня с самого начала. Не будучи человеком умным, он руководствовался инстинктом, который, как мне казалось, подсказывал ему, что со мной что-то не так. У него не было никаких оснований подозревать меня в том, что я работаю на англичан, так что, скорее всего, он просто видел во мне отличное от него существо — человека с духовными потребностями, читающего, помимо журналов и газет, книги, и, единственного из всех сотрудников лондонского отделения, слушающего по радио классическую музыку.

Иногда, по горло залив себя водкой, он смягчался и тогда начинал давать мне советы. Однажды я признался ему, что мне становится не по себе, когда я подумаю о той огромной ответственности, которая ляжет на меня, если мне доведется в случае отъезда его и Никитенко на время заменить их: ведь руководить на свой страх и риск отделением — дело не шуточное.

— Не волнуйтесь, это совсем не трудно, — ответил он. — Как только возникнет какая проблема, сразу же обращайтесь в Центр: они там любят советовать и указывать что и как. Это — первая моя заповедь. Вторая заключается в том, что вы должны будете сделать все возможное, чтобы не допустить предательства. Нет ничего ужаснее, чем предательство со стороны сотрудника КГБ. Проследите, чтобы ничего подобного не случилось. И запомните: сотрудник КГБ знает все, что знает дипломат, и, кроме того, массу других вещей, уже в соответствии с профилем своей работы.

Затем Гук начал однажды хвастать, что помешал совершить предательство резервисту КГБ — одному из тех, кого в семидесятых годах взяли на работу в организации, не входящие в структуру самого КГБ, но тесно связанные с ним. Этот человек был направлен в Лондон. Будучи уже женатым на русской, он влюбился в англичанку.

Не зная, что делать, он пришел к Гуку. Рассказав все как есть, он признался, что потерял голову, и попросил совета. Гук сделал вид, будто с сочувствием относится к несчастному влюбленному.

— Ничего страшного, — сказал он. — Главное — не пороть горячку. Посмотрим, что можно придумать.

Однако это были пустые слова. Гук немедленно отправил в Москву соответствующую телеграмму, а когда были оформлены документы и куплен авиабилет, он явился на квартиру к этому человеку в пять утра и, разбудив его, приказал:

— Быстрее! Одевайтесь! Срочное дело!

Впихнув бедного парня, полусонного, в машину, он привез его сначала в посольство, а оттуда препроводил в аэропорт и первым же рейсом отправил в Москву.

Алкоголь неизменно подвигал Гука к хвастовству.