Уйдя с головой в работу, я не замечал, как летело время. Лейла с девочками чувствовали себя отлично. Со временем мы пришли к выводу, что, невзирая на квартиру, которая оставляла желать лучшего, жизнь в Кенсингтоне имеет немало преимуществ. Неподалеку от нас находились и небольшие турецкие, арабские и иранские ресторанчики, источавшие в дневное и вечернее время чудодейственный аромат восточных блюд, и открытые до полуночи превосходные продуктовые магазины, многие из которых принадлежали индийцам и пакистанцам. А чуточку дальше — на Кенсингтон-Хай-стрит, в Найтсбридже и в прилегающих к ним местах — размещались превосходные универсальные магазины, где можно было купить все, что душе угодно. На Кенсингтон-Хай-стрит к тому же до глубокой ночи царило оживление, что так же было Лейле по душе. Меня же лично радовала еще и возможность совершать по утрам пробежки в Холланд-парке, всегда содержавшемся в идеальном порядке. Когда девочки подросли, они поступили в местную школу и на удивление быстро овладели английским. Он стал для них как бы еще одним родным языком: во всяком случае, и между собой, и с куклами они разговаривали чаше всего по-английски.
Не успел я оглянуться, как минул двенадцатый месяц моего пребывания в Лондоне и наступил июнь 1983 года, когда мне предстояло отправиться в очередной отпуск на родину. В течение нескольких последних недель я ощущал, что у нас в отделении что-то происходит. Гук и Никитенко с утра до вечера что-то обсуждали, видимо очень важное.
Затем как-то раз, видимо уже не в силах более сдерживаться, Гук обратился ко мне:
— Не желали бы вы увидеть кое-что весьма любопытное?
Он показал мне фотокопии двух сверхсекретных документов на английском, подготовленных разведслужбой МИ-5 и содержавших подробнейшее описание организационной структуры в лондонских отделениях КГБ и ГРУ.
— О Боже! — изумился я. — Откуда это у вас?
Не вдаваясь в детали, Гук сказал только, что конверт с этими документами был опущен однажды ночью в почтовый ящик его квартиры в одном из домов неподалеку от Холланд-парка. Отправитель сообщил в приложенном к этим документам письме, что он сотрудник службы безопасности. Раз так, то, как нам стало ясно, ему было отлично известно, что наблюдение за жилым кварталом посольства осуществляется лишь до полуночи, и, естественно, проник в дом уже после двенадцати.
Мне не терпелось узнать, насколько точными были содержавшиеся в этих документах сведения и, самое главное, что там говорилось лично обо мне. Но я сумел ничем не выдать охватившего меня волнения и со спокойным, бесстрастным выражением лица взглянул сперва на лист, относившийся к ГРУ, после чего произнес:
— То, о чем сообщается здесь, мало о чем говорит: я ведь не знаю, чем занимаются в ГРУ. Интересно, а что англичанам известно о нас?
Я увидел, что в следующем документе почти все сотрудники лондонского отделения КГБ, в котором насчитывалось двадцать три человека, были довольно точно идентифицированы и разбиты на три группы. В первую группу входили те, кто считался «полностью идентифицированным», во вторую — «более или менее идентифицированные» и в третью — «подозреваемые в том, что они являются сотрудниками лондонского отделения КГБ».
К своему величайшему облегчению, я увидел, что меня включили во вторую группу. Это явно свидетельствовало о том, что составитель персонального списка ничего не знал о моих связях с англичанами, и объясняло в какой-то степени, почему год назад мне сравнительно быстро выдали визу. Кроме того, в документе указывалось также, в каком секторе — ПР, КР, Х или Н работает каждый из сотрудников нашею отделения. В Общем, английская разведка поработала на славу.
— Неплохо сделано, — сказал я и с этими словами вернул документ.
— Да, — согласился Гук. Так оно и есть.
Кто же все-таки решил связаться с нами и что крылось за его поступком? Первым делом мы подумали, что это было, скорее всего, началом того, что в КГБ называют игрой, а у американцев — ловушкой. Гук, придя однажды к такому заключению, уже ни когда его не пересматривал.
Никитенко, однако, как мне показалось, полагал, что таинственный незнакомец был искренен и не собирался нас обманывать, но к тому времени подмазываться к Гуку уже настолько вошло в его привычку, что он пренебрег собственной интуицией и безоговорочно согласился с начальником.