В ее послании говорилось, что я ни в коем случае не должен терять надежды на воссоединение с семьей. «Только не падайте духом, — писала она. — Со временем все утрясется, и вы снова будете вместе». Хотя я и подумал, что она — невероятная оптимистка, тем не менее, был глубоко благодарен ей за поддержку и слова ободрения. В целом же у меня создалось впечатление, что она пытается завоевать мое доверие.
Затем, уже в мае 1986 года, она пригласила меня на ленч в Чекверс — официальную загородную резиденцию премьер-министра. Я отправился в Бакингемшир в компании с Кристофером Керуэном, все еще являвшимся главой МИ-6, и когда мы подъезжали к резиденции, то увидели, что миссис Тэтчер уже поджидает нас, стоя на ступенях у парадной двери. Я обратил внимание на то, что она практически не пользовалась косметикой и одета была весьма просто: было ясно, она не собиралась ни на кого производить впечатления. Она радушно встретила нас, как и положено гостеприимной хозяйке. Я, однако, испытывал внутреннюю скованность, поскольку мой английский все еще оставлял желать лучшего, а я не хотел осрамиться.
Когда миссис Тэтчер спросила, что мы желаем выпить, мы оба — Крис и я — выбрали джин и тоник. Она велела что-то налить и ей, но тут же заметила, что ей постоянно приходится помнить о диете и ограничивать себя в еде, чтобы не прибавить в весе.
— Но во всех без исключения спиртных напитках содержится масса калорий, — сказал я.
Она улыбнулась:
— Я знаю! Но разве можно отказаться от такого удовольствия?
Вскоре к нам присоединился Чарлз Поуэлл, ее пресс-секретарь, который, казалось, пребывал в полусонном состоянии после зарубежной поездки, из которой только что вернулся. После того как девушки в военной форме принесли нам напитки, Крис и я сели по краям дивана прямо напротив нее. Когда мы сделали движение, чтобы поставить стаканы на подлокотники, она сказала, не меняя тональности голоса:
— Поставьте их на столики рядом, господа.
И указала взглядом на столики, стоявшие по обе стороны дивана.
Я тотчас же подумал, что она — типично английская хозяйка! Исключительно гостеприимна, мила и внимательна к своим гостям и вместе с тем не допустит, что бы мы испортили ей мебель. В отличие от Англии, на Востоке и в какой-то степени в России хозяйка ведет себя по-иному. Она считает своим долгом проявлять безграничное радушие и щедрость.
— Вам нравится этот кофейный столик? Так возьмите его себе, — скажет она.
— И этот стул к нему тоже!
Здесь же сочли нужным предупредить, чтобы мы не испачкали обивку дивана.
Я ожидал, что, покончив с выпивкой, мы приступим к обсуждению важных вопросов. Но не тут-то было. Миссис Тэтчер решила прежде всего показать нам свою резиденцию. Она водила нас из комнаты в комнату, попутно знакомя с историей местности. Я напряженно обдумывал то, что собирался ей рассказать, и потому с трудом воспринимал ее рассказ. Затем она провела нас в комнату с окнами, выходившими на зеленые луга, и там нам подали простой, но вкусный обед. И снова мы вместо делового разговора вели обычную светскую беседу. Когда же, покончив с трапезой, мы поднялись по лестнице в библиотеку, нам подали кофе в крошечных чашечках и шоколад с сигаретами. Я не знал, удобно ли закурить в такой роскошно обставленной комнате, и потому обратился к ней с соответствующим вопросом.
— Конечно! — воскликнула она, рассеивая всякие мои сомнения. — Денис все время дымит как труба.
Взяв сигару, я зажег ее. Слушая миссис Тэтчер, я думал о том, когда же она перейдет, наконец, к тому, ради чего, собственно, мы и собрались.
Обменявшись с нами еще несколькими малозначащими фразами, она вдруг приняла серьезный вид и приступила к делу. Вопросы, которые она задавала мне, — о политических стратегиях, контроле за вооружениями, химическом и биологическом оружии, политике Горбачева и прочих вещах, — отличались глубиной и охватывали все основные проблемы сегодняшнего дня. В то время я отлично разбирался во всем этом, поскольку после моего побега прошло лишь девять месяцев. Когда я отвечал на ее вопросы, она слушала меня с огромным вниманием, глядя на меня в упор и вникая, как я отчетливо видел, в суть каждого сказанного мною слова. Но время от времени она прерывала меня, не в силах устоять против соблазна самой порассуждать. Она начинала комментировать мои ответы, выказывая при этом глубокое знание предмета. В конце концов, мне стало ясно, что если я хочу сказать все, что наметил, то должен тактично останавливать ее, когда она уж слишком увлекается, что я и стал делать. Наш обмен мнениями шел не ослабевая, пока не явился один из слуг с запиской. Миссис Тэтчер, пробежав ее глазами, произнесла, обращаясь к нам:
— Ох, простите, я глубоко сожалею! Ко мне пришли по одному важному делу. Так что, как мне ни жаль, я вынуждена все же расстаться с вами.