Следующая остановка - расстрел

После пятидневных тренировок мы отправились на небольших лодках в десятидневный поход по озерам, разбивая лагери на островах, устанавливая палатки и разводя костры. Ли часто критиковал русскую пищу и называл ее пресной, сетуя на отсутствие приправ. Однажды вечером он, к своей великой радости, заметил, что дно кристально прозрачного озера усеяно пресноводными мидиями. «Смотри! — закричал он. — Деликатесы прямо у нас под рукой». Мы набрали мидий, и он их сварил, сварганив приправу из лука, соли, перца и уксуса. Никто из нас никогда не пробовал таких моллюсков, некоторые вообще отказались их есть, но те, кто отважился, испытали редкое удовольствие.

В нашей лодочной флотилии не было радио, так что мы до конца путешествия не слушали новостей. Но однажды утром мы добрались до деревни, где смогли купить газету. Заголовок во всю первую полосу, напечатанный крупным шрифтом, гласил: «Разоблачена антипартийная клика в руководстве КПСС». Так мы узнали, Что старые сталинисты Каганович, Маленков и Молотов пытались сместить Хрущева, но это им не удалось. Новость меня поразила. Будучи воинствующим антисталинистом, я приветствовал победу Хрущева, готов был плясать от радости и вопил:

— Ли, как это здорово! Наконец-то прогресс! Всех этих старых сталинистов давно пора было гнать в отставку!

Однако Ли был весьма далек от восторга.

— Товарища Молотова прогнали? — мрачно спросил он. — Ведь он один из основателей Советского государства, а они от него избавились? Мне это не нравится.

Серьезность его тона натолкнула меня на мысль, что многие люди в самом деле поддерживают старые идеи и структуры. Ли не притворялся, что служит коммунистическим идеалам, он самозабвенно в них верил. Я понял, что Советский Союз, скорее всего, отвернется от Китая и, если правящий класс так же фанатичен, как Ли, дело может принять плохой оборот.

Ли изучал персидский язык, и, когда я выражал сомнение в полезности для него этого языка (в те времена Китай подвергся остракизму почти во всем мире в результате американского давления), он отвечал:

— Вот увидишь, Олег, придет время, когда Китай будет признан всем миром как могучая держава. У нас повсюду откроются посольства. Для этого мы и постигали здесь дипломатию и языки.

В конечном счете он оказался прав. Но в 1959 году отношения между СССР и Китаем испортились, а еще через год все китайские студенты были отозваны из Москвы. Я часто думал о Ли, о том, как сложилась его судьба, особенно во время «культурной революции».

На четвертом курсе и изучение немецкого, и мое узнавание Запада сильно продвинулось благодаря тому, что я начал работать как переводчик-синхронист с немецкими делегациями. В большинстве своем они были из Восточной Германии, но, прожив всего двенадцать лет при коммунизме, причем до того, как была возведена Берлинская стена, эти люди были все еще близки к Западу не только географически, но и по духу, и контакт с ними был для меня весьма благотворным. Западные немцы и западные берлинцы тоже приезжали как туристы или в составе официальных делегаций.

Самой высокооплачиваемой была наша работа с делегациями Министерства здравоохранения, к тому же приглашаемые им делегации были небольшими и посещали наиболее интересные места. Мне пришлось работать с несколькими такими группами, но самой фантастичной оказалась поездка с группой, занимавшейся проблемами курортологии, то есть изучением того, как лечат пациентов на минеральных водах и в санаториях. Мы отправились в Грузию, славившуюся своим гостеприимством. В Тбилиси, Гагре, Боржоми, Сочи нас размещали в самых лучших гостиницах, возили на прекрасных машинах и щедро угощали. Пышные застолья с обильными возлияниями сделали свое дело, и к моменту приезда в Сочи некоторые из членов делегации явно притомились. Однажды утром мы зашли в магазин сувениров на главной улице. Продавцы, распознав в посетителях иностранцев, даже завернули покупки в бумагу и перевязали шпагатом.

Спустя несколько минут один из немцев внезапно ощутил зов природы; к счастью, поблизости находился общественный туалет, и вскоре наш спутник вышел оттуда с облегченным видом, но сувенир, купленный им, уже не был завернут в бумагу.

— Можете себе представить, в чем здесь проблема? — сказал он. — В уборной нет туалетной бумаги. Хорошо, что у меня был с собой сверток!

Или вот еще ситуация: сели в троллейбус и стали бросать в кассу по две копейки — стоимость билета. Когда один из членов делегации кинул свою монету в прорезь кассы, эта монета каким-то непостижимым образом нарушила равновесие внутри, и вся масса мелочи с шумом рухнула в нижнюю часть аппарата. Все громко расхохотались, а человек, который до этого изведал существенное неудобство в туалете, произнес с горькой иронией:

— Что в этом смешного? Это напомнило мне мой недавний опыт.

Помимо практики в немецком языке, эти поездки придали мне некоторый лоск, а также побудили взглянуть на нас, русских, глазами иностранцев, особенно приезжающих с Запада. Как-то в конце поездки по Москве и Ленинграду гость из Западного Берлина бросил саркастическую фразу: