Следующее января

Понимаю, что ничего не добьюсь. Ни-че-го. Остается только сжать горло Вайлина, колотить врага, пока не сознается, что сделал с несчастной скрипкой. Но под пристальным взглядом констебля я не схвачу Вайлина за горло.

Внезапная догадка осеняет меня, бросаюсь в глубину дома, кухня, кухня, где у них кухня, вот она, выбегаю через кухонный черный ход, мусорка, мусорка, должна быть мусорка, так и есть, роюсь в жестяных ящиках, гнилостный запах бьет в лицо, тошнота подкатывает к горлу, начинаю потихоньку внушать себе, что там ничего нет, ничего…

…есть.

Вытаскиваю то, что осталось от скрипки, прижимаю к груди, инструмент отзывается жалобным плачем. Бегу – через ночь, через дождь, через снег, через подступающий холод зимы – скорее домой, нет, не домой, к тестю, уж не знаю, что он скажет, когда увидит эту скрипку…

Мысли бьются в голове перепуганными бабочками, Вайлин, Вайлин, что за ересь он нес, а если не ересь, а если он знает что-то, чего не знаем мы… Кто мы такие, кто приручил нас, кто привел нас из леса, а если правда никто, а скрипка, а точно ли был Андреа Амати, или не было никакого Амати, а были дикие скрипки в темной чаще, пели свои дикие мелодии в свете полной луны…

Запретное слово

Генерал смотрит на меня. Холодно. Насмешливо. Я уже знаю, что это генерал, хоть он и не говорил мне, тут нечего говорить, тут достаточно чувствовать…

– Так что же вас привело сюда? – спрашивает генерал. Спрашивает холодно. Насмешливо. Он знает что-то, о чем я не догадываюсь, – вы пришли сюда… привели свой народ… зачем?

Откашливаюсь:

– Здесь… здесь нет войны?

– Вот вы какой проницательный… Еще не были в нашей реальности, а уже все знаете…

– Ну… книжки про вас читал…

В бескровном лице генерала первый раз появляется какое-то подобие интереса:

– Надо же как… расшифровывали?

– Ну, не зря же на лингвистике учился…

– Ну и что же вы там… начитали?

Снова холодная насмешка.

Снаряд разрывается где-то совсем близко.

– …что у вас не бывает войны… в вашей реальности…

– Что, прямо так и написано было, не бывает войны?

– Ну, не так… понимаете… ни в одной из книг не упоминалось слово «война». Этого слова у вас…

– …не существует, – кивает генерал, – я узнал его от вас…

– …но…

– …хотите знать, почему?

– М-м-м-м… табу на слово?

– Мимо, уважаемый, мимо…

– Тогда… не… не знаю. Не могу знать…

– А ведь все очень просто… Уважаемый… когда вокруг чего-то слишком много… оно становится обыденностью… его перестают замечать… для него не нужно слова…

– Хотите сказать, война здесь была…

– …всегда.

Первый раз вижу во взгляде генерала что-то кроме насмешки, надежду какую-то. Он ждет, что я расскажу ему про свой мир, мир, в котором иногда – иногда – бывает мир….

…не успеваю, вселенная раскалывается на куски, разнесенная взрывом…

Страна уходит в портал

Абиссиния, говорит отец.

Мы с сестрой вздрагиваем, спешим к отцу, пытаемся понять, что нужно, воды подать, или чаю покрепче, как отец любит, или…

– …Абиссиния.

– А?

– Абиссиния.

Киваю. Тут, главное, кивать и соглашаться, не спорить, сердце, все-таки…

– Ты что, не понял? Абиссиния!

– Ну… да…

– Но… где она?

– Она…

– Карту! – отец срывается на крик, – карту! Живо!

Разворачивает карту, даже не напоминаю, что можно посмотреть на экране.

– Вот… вот… ты скажи мне, где Абиссиния, где? Нету! Нет! Куда делась? Куда?

– Э-э-э…

– Она ушла… ты хоть понимаешь, что страна ушла в другое измерение?

Даже не успеваю возразить.

– Мы нашли его… нашли…

– …ч-что нашли?

– Портал! Портал в четвертое измерение, что непонятно-то?

– Но…

– …едем туда.

Я не успеваю ничего возразить. Я первый раз вижу какие-то проблески жизи в глазах отца, первый раз – за столькие годы…

– Собирайся… собирайся давай!

Мы с сестрой подскакиваем как ошпаренные, несемся вниз по лестнице, пакуем чемоданы. Агнесса еще пытается что-то возразить, а не опасно ли для отца – я не хочу слышать никаких возражений, я уже понимаю, что вернет к жизни моего отца. На год. На два. На десять лет…

– …что сегодня?

Агнесса подает ужин, отец вопросительно смотрит на меня.

Осторожно отвечаю:

– Пока… ничего не нашел…

Тут же добавляю поспешно:

– Ну, ты же понимаешь, это не один день искать придется, и не одну ночь… и вообще…

Отец кивает. Он понимает.

Снова вижу, как горят его глаза.

– …что сегодня?

Откашливаюсь:

– Мне кажется… к востоку отсюда в пустыне что-то есть…

– Это хорошо… – отец оживляется, – очень хорошо.

Я видел какие-то всполохи… мне кажется… Абиссиния должна быть там…

Отец смотрит на меня, снова вижу в его глазах проблески жизни:

– Мы найдем её… найдем…

Киваю:

– Обязательно.

Делаю вид, что ищу порталы.

Я не скажу ему об Эфиопии.

Не скажу…

Молесоград

Летят копья.

Стрелы.

Звенят мечи.

Здесь идет битва, я знаю, здесь идет битва.

Стараюсь понять, – почему.

Наконец, что-то начинает до меня доходить, слишком медленно, слишком смутно. Вон те, под светлыми знаменами – они хотят, чтобы здесь был город. Красивый город, с дворцами и замками, проспектами и бульварами, храмами и уютными домами, в которых хочется жить.