— Не беспокойтесь, — брезгливо ответил он: — они давно уже отказались от этой мерзости.
18. Нечто совсем не похожее на земное
Следующее утро мы провели за работой в университетской лаборатории.
— Наши хронометры функционируют здесь безусловно не так, как на Земле, — сказал профессор. — Все относительно, и Эйнштейн тысячу раз прав. Иная быстрота движения Айю, иное тяготение и магнитные свойства почвы, влияние планет и целый ряд других, не поддающихся учету факторов несомненно нарушают «правильную», с нашей точки зрения, работу часовых механизмов. Поэтому все добытые нами данные следует считать правильными только относительно показаний хронометров в местных условиях. Установить же разницу между работой механизмов у нас и на Айю совершенно невозможно.
— То же самое, — заметил я, — хотя и в значительно меньшей степени, но, вероятно, существует и на Земле, когда она приближается и удаляется от солнца. Быстрота движения и, быть может, тяготение планеты меняются, что может повлечь за собой нарушение работы приборов и изменение времени и мер длины и веса. Чем мы гарантированы, что все остается таким же?
— Ничем, — ответил профессор, — совершенно верно. Но, поскольку меняется все, вплоть до наших ощущений включительно, мы никогда не сможем ничего обнаружить. Вообще, нет ничего абсолютного, и нам не остается иного, как основываться на показаниях хронометров и счетной линейки.
— Мистер Брукс, — сказал я, измерив температуру атмосферы, — местная жара соответствует экваториальной на Земле. Удивляюсь, как мы до сих пор выдержали ее, не сгорев!
— Это объясняется рядом причин. Во-первых, тяготение на Айю меньше, чем на Земле, и поэтому, потеряв одну десятую часть своего веса, мы тратим здесь на движения меньше энергии. Затем, не забудьте замечательную чистоту и состав воздуха. Прибавьте еще к этому легкую вегетарианскую пищу, обилие кругом зелени, отражение нашей «одеждой», домами и улицами солнечных лучей и защищенные от них, специально приспособленные прохладные здания. Таким образом, вопрос становится ясным.
— А каковы ваши данные, мистер Брукс?
— Мои данные весьма интересны, но на них можно сломать себе шею. Благодаря сложности астрономической системы на Айю невообразимая путаница суток, лет, времен года и климата; последний на всей планете вечно тропический, с небольшими колебаниями. В этом участвуют не только греющие со всех сторон солнца, но и огромная так называемая «процессия»: ось Айю чрезвычайно быстро описывает в пространстве конус под большим углом, вследствие чего планета равномерно обогревается со всех сторон. Поэтому на полюсах Айю так же тепло, как и в прочих местах, и снег на этой планете не известен. Здесь царит постоянно жаркое лето, и вечно зеленая растительность постепенно и незаметно меняет свои листья, подобно тому как постепенно изменяется с течением лет население городов.
— Доброе утро! — приветствовал нас входящий в этот момент в лабораторию Тао.
Он привел с собой женщину изумительной красоты, с глубокими мечтательно-задумчивыми глазами.
— Афи, молодой талантливый мастер института памяти, — представил он нам ее. — У нее тоже огромная память и исключительная способность восприятия и познания. Она будет понимать вас без слов, хотя и научится дня через два говорить по-английски.
— А… а где же она была до сих пор? — пробормотал я, уставившись на нее.
В подтверждение слов Тао, Афи тотчас же продемонстрировала свои способности: бросив проницательный взгляд, она звонко рассмеялась мне в лицо. Понять, впрочем, было нетрудно: каналья прекрасно знала, как она хороша. Я смутился и опустил голову.
— Она вернулась только сегодня с десятого путника Сийя — Юйви — и привезла оттуда дурные вести.
— Что такое? — забеспокоился профессор.
— Кажется, что будет война, — ответил Тао. — Прошло уже более тысячи больших лет с момента окончания последней чудовищной бойни народов на Айю, после которой прочно воцарились радость и счастье. Ийо обратили свою науку и технику на благо и пользу, и войны уже более немыслимы здесь. Но не так обстоит дело на Юйви, население которой не дошло еще до степени нашей культуры: по сие время там еще властвуют тираны, и угнетенные протягивают к нам руки за помощью. Мы не вмешиваемся в жизнь других планет, но и не терпим несправедливости и хорошо известной нам из истории эксплоатации, ибо мы — потомки освобожденного класса рабов.
— Этим сказано все! — воскликнул профессор. — Горизонт, наконец, проясняется, и мои предположения оправдываются. Начинаете, Брайт, смекать, в чем тут дело? Значит, — продолжал он, обращаясь к Тао, — вам не чужды порядки, господствующие на Земле. Не зная этого, мы решили умолчать о царящем там хаосе и социальном аде, боясь упасть в ваших глазах.