— Я так думала. Не знаю. А как бы ты нас назвал?
— Не так, — отвечаю, отводя от нее взгляд, на челюсти от разочарования дергается мускул. Как я о нас думаю? Определенно не просто как о друзьях по траху, это уж точно.
— Так в чем дело, Сэм? О чем ты хотел поговорить?
Снова взглянув на нее, изучаю ее лицо так же, как в первый раз, когда мы здесь сидели. С того дня она изменилась. У нее все те же ясные глаза и темные волосы, но сейчас в ее лице появилось нечто большее, чем при первой нашей встрече, — возможно, внутренняя сила, которой ей так не хватало.
Я тяжело выдыхаю.
— Я хочу во всем признаться Майлсу.
Глаза Мэгги широко распахиваются.
— Ты что, спятил? Он тебя убьет!
Мотаю головой из стороны в сторону.
— Мне все равно. Я больше не могу так с ним поступать.
Она делает глубокий вдох, ее щеки раздуваются. Очевидно, такого она от меня сегодня не ожидала. Подвинувшись вперед, она задумчиво прикусывает губу.
— Понимаю, мы зашли слишком далеко, но это не значит, что Майлс должен обо всем узнать.
От ее ответа сглатываю образовавшийся в горле комок.
— Он должен узнать.
Она быстро моргает.
— Но если рассказать ему о нас, он подумает, что я изменила Стерлингу.
— Ты не изменяла Стерлингу, потому что ты не с ним, и твой брат заслуживает знать и об этом.
Ее лицо бледнеет.
— То есть, хочешь сказать, что собираешься рассказать ему… всё?
— Да.
— Зачем, Сэм? С чего вдруг тебе понадобилось откровенничать о вещах, которые его не касаются?
— Потому что он мой лучший друг и твой брат, Мэгги. Мы оба ему небезразличны, и тот фантастический мир, в котором ты живешь, где думаешь, что он возненавидит Стерлинга за то, что тот тебя бросил, просто... фантазия. — Я опускаю руки на стол, сердце в груди отчаянно колотится. — У твоей сказки все равно не будет счастливого конца. Она запятнана.
— Ты этого не знаешь, — бормочет Мэгги, ее глаза широко распахнуты, взгляд непокорный, а лицо пылает от гнева. — И, кроме того, я не принимаю от тебя советов в плане отношений. Тебе тридцать один, и ты никогда не влюблялся, не говоря уже о моногамии в отношениях. То, что твое сердце не открыто для любви, не означает, что ты должен разрушить мой шанс.
Ее слова бьют меня под дых, потому что я не могу знать наверняка, закрыто ли мое сердце для любви. Я уже многого о себе не знаю, потому что некая искорка ворвалась в мою жизнь и держит под напряжением все, что, как мне казалось, я знал. Но в данный момент самое важное, что меня заботит, — это чистая совесть.
— Мое решение поговорить с твоим братом окончательно. — Я откидываюсь на спинку сидения и скрещиваю руки на груди.
Ее губы подрагивают, все ее тело, вплоть до сжатых на столе кулаков, клокочет от гнева.
— Что же, здорово. Теперь вся моя семья узнает, какая я отчаявшаяся,
Она делает попытку встать, и я тянусь к ней, хватая за запястье, чтобы остановить ее порыв. Она резко оборачивается и опаляет меня голубым взглядом, полным боли и стыда. Но больше всего в нем преобладает... предательство. Она чувствует себя преданной мной, и, черт возьми, возможно, я это заслужил.
— Прости, Мэгги, — хриплю, потому что это единственное, что я могу сказать.
Она издает смешок, кусая внутреннюю сторону щеки, и снова и снова мотает головой.
— Все нормально, Сэм. Нормально. Расскажи все Майлсу, посмотрим, будет ли меня это волновать. — Глубоко вздохнув, она наклоняется и добавляет: — Но знаешь, что хуже всего?
Затаив дыхание, молча смотрю на нее, ожидая, что она скажет.
— Что нездоровая, бредовая часть меня думала, что ты позвал меня сюда сегодня, чтобы открыть мне свои чувства.
В гневе она выдергивает запястье из моей руки и вылетает из «У Марва», оставляя меня в полном смятении, как запутавшуюся о корягу леску.
ГЛАВА 17.
В детстве я славилась истериками эпических масштабов. Помню, что все в семье казались мне настолько больше, умнее и сильнее, что если бы я не каталась по полу и не устраивала невероятную сцену, меня бы даже не заметили.
Мама говорила, я склонна к мелодрамам, потому что ненавижу перемены. Она рассказала, как однажды, когда я отстригла Барби волосы, я тут же разрыдалась и стала ее умолять приклеить их обратно, хотя это я их отстригла.
И, по-видимому, эта чудесная часть моей личности никуда не исчезла, потому что я до сих пор помню, как рыдала на плече брата, когда он объявил, что переезжает со своей девушкой в Боулдер, штат Колорадо, до которого добираться восемь часов. Конечно, отчасти потому, что в то время я ненавидела его девушку, но в основном потому, что ненавидела перемены.
И по-прежнему их ненавижу.
Вот вам пример: Стерлинг меня бросает, и я отправляюсь в сумасшедшее путешествие с целью самопознания. Видимо, какие-то вещи никогда не изменятся.