Следы апостолов

Григорий встал и прошелся по комнате. Несмотря на то, что уже несколько раз мысленно проигрывал этот диалог, он не знал, с чего начать. Он боялся, что Островский ему не поверит, начнет подозревать и, в конце концов, вообще перестанет общаться неформально, переведя их знакомство в русло, ограниченное рамками делопроизводства.

Островский ждал, устало опустив голову и разглядывая носки своих пыльных туфель. В этот момент он думал о том, что без доверия в его работе все же никак нельзя. Однако ему никогда не удавалось нащупать эту тонкую опасную грань, за которой доверие заканчивается и начинается долг.

Вдруг Григорий заговорил:

— Ты ведь знаешь, что я всегда мечтал найти Золотых Апостолов Радзивиллов? Это стало буквально целью моей жизни. Я многое отдал бы только за то, чтобы приблизиться к разгадке их тайны. Пойми, это не имеет ничего общего с одержимостью. Просто, у каждого человека должна быть цель. Вот у меня она такая, и не надо меня за это винить. Я, конечно, понимаю, что вся эта история с Юркевским и Францем выглядит дико. Однако думаю, все, что произошло — всего лишь цепь нелепых случайностей…

— Ничего себе нелепые случайности! — перебил его Островский. — Случайно убиты два человека… Гриша, ближе к телу. Мне твои исповеди не нужны, мне нужны факты, которые я мог бы приобщить к делу.

— Короче, мы с Францем собирались вернуться к поискам Апостолов. Я знал, что у Юркевского имеются какие-то бумаги, которые могут пролить свет на историю с их исчезновением. Однако старик наотрез отказался их отдавать и даже показывать, заявив, что все передаст в музей. Я предлагал ему очень хорошие деньги, а ему нужна была слава, признание, интерес общества к его героической персоне. Он позвонил в редакцию и попросил прислать корреспондента. Это было в апреле. Но в редакции его интервью сочли слишком длинным и путанным, оставили только то, что касалось деятельности партизан в годы войны, включая историю немецких поисков. В таком укороченном виде оно и вышло накануне дня Победы. А потом произошло это убийство. Франц был там, но он никого не убивал. Это сделал его сообщник, который проник в дом и выкрал бумаги. Юркевский неожиданно вернулся и получил молотком по голове.

— Ты знаешь сообщника?

— Нет, и даже не предполагаю, кто это. Франц так и не назвал его.

— Хорошо, что было дальше?

— Дальше… Франц скопировал украденные бумаги, а заодно присвоил себе камень, который лежал вместе с ними в холщовом мешочке. Я не знал об этом. Он принес этот камень мне, чтобы я попробовал определить его назначение.

— Это и была та вещица, которую видела Алька?

Григорий кивнул.

— И это все?

— Нет, — ответил Григорий, останавливаясь перед следователем. — Есть еще кое-что. Но сначала я хочу, чтобы ты дал мне слово, что когда камень и бумаги окажутся у тебя в руках, ты позволишь мне ими воспользоваться.

— С какой стати?

— Без второй части моего признания, — продолжал Гриша, — у тебя будет только два трупа и не подкрепленная ни одним фактом версия убийства, которую твое начальство вряд ли сочтет убедительной. Мои слова — это только слова, пустой звук. Их, конечно, можно подшить в дело, но они не дадут ответов на главные вопросы — кто и почему.

Островский в сердцах стукнул кулаком по столу, хотя именно в этот момент ему очень хотелось дать Григорию в нос, а потом еще пару раз пнуть его под ребра.

— Ловко ты все придумал! — воскликнул он, обуздав свое желание. — Все рассчитал стратег хренов. Недооценил я тебя. Ладно, выкладывай, чего ты хочешь.

— Я уже все сказал. Мне нужны бумаги и камень на сутки. Обещаю, что верну тебе все в полной сохранности.

Островский задумался. У него не было оснований не верить Григорию, но и верить ему он тоже не хотел. Слишком хитер, пройдоха. Вдруг обманет? Черт его знает, какую ценность имеют эти бумаги. Возьмет все и ищи его потом, свищи. А то еще в Польшу дернет…

Григорий ждал, стоя со сложенными на груди руками перед Островским. На его лице не шевелился ни один мускул.

«Ладно, черт с ним, — решил Вадим. — Пан или пропал».

— Даю слово, — тихо сказал он, глядя на Григория снизу вверх. — Получишь все на сутки. Попытаешься обмануть, я тебя своими руками придушу.

— Значит по рукам? — оживился Григорий, и на лице его появилась широкая улыбка.

— По рукам!

В комнату заглянула Алька.

— Вы тут закончили? — спросила она с недовольным видом. — Я уже и побрызгала и покурила два раза.

Островский встал.

— Ну, вот и хорошо, Гриша, — сказал он, хлопнув хозяина по плечу. — Проводи меня до машины, там и закончим наш разговор. А то тут у художника краски сохнут, — добавил он, оглядываясь на Алевтину. — Смотри, выставит тебе дополнительный счет.

Они вышли на улицу. Было около девяти. Где-то за домом вовсю надрывались кузнечики. Пахло свежескошенной травой.

— У меня будет еще одна просьба, — вдруг признался Григорий, придержав своего гостя за локоть.

Вадим, мысленно составлявший план своих действий на завтра, резко повернулся к нему на каблуках.

— Какая? — спросил он, подбросив на ладони тяжелую металлическую зажигалку.

— Чтобы все осталось между нами.