Следы говорят

хвойником, охваченного, как подковой, островами высокого краснолесья. Осматриваюсь. Из

снега проглядывает кочка с серой осокой. Не пойму, отчего это на ней так ослепительно

искрится солнце. Просто глядеть невозможно, не сощурясь.

В такой хороший вечер мошники будут громоздиться по соснам и елям, на закрайках, а

не в глубине острова, как это случается в ненастье, в ветер.

Задолго до заката с шумом взлетает с земли и садится возле меня на сосну глухарь.

Хрюкнул. Видно, где-то вблизи дневал и «пешком» пришел сюда. Кося глазами, любуюсь

петухом. Меня ему не разглядеть меж стволов. Посидел-посидел мошник и занялся

«ужином»: срывает хвою и набивает ею свой зоб. Долго возился мошник, перепрыгивая с

ветки на ветку и выбирая пучки игл посочнее.

Солнце уже скрылось за лесом, но ещё не зашло; сбоку от меня, на рыжей коре, всё выше

и выше тлеет в голубой дымке солнечный луч. А вслед за ним поднимается тень. Вот красная

полоска осталась лишь на маковках самых высоких сосен... Погасла... В стороне заката горит

заря. Тускнеют и её отблески...

Слетаются мошники. То ближе, то дальше раздается хлопанье крыльев

подсаживающихся на деревья глухарей. Один сел невдалеке и вытянулся на суку, напряженно

застыв, чтобы при малейшей тревоге пригнуться к ветке и с толчка нырнуть в полумрак.

Неожиданно слышится сухой треск, похожий на пистолетный выстрел. Так – с хлестким

ударом крыльев – садятся некоторые глухари. Ещё один с шумом мелькает в просветах

вершин. Сел. И сразу, как бы давая ему знать о себе, за моей спиной громко хрюкнул ранее

прилетевший. Откуда он взялся? Не было слышно его посадки, – значит, бесшумно

опустился.

Глухари перелетают с места на место. Некоторые, собираясь запеть, щелкают. Доносится

то одиночное «док», то вздвоенное «тэ-тэк... тэ-тэк» или «тэ-кэ», но всякий раз это

вступление к песне заканчивается... хрюканьем.

Смолкли. Да и пора, уже поздно.

Ночевать иду в конец острова. Буду коротать ночь у костра там, чтобы не тревожить

глухарей.

Крадучись по заснеженной ветоши, прохожу под сосной, где кормился хвоей мой

пернатый «сосед». Втянув шею и положив голову на выпяченный зоб, он по-куриному спит

на ветке, поджав ноги...

Перед рассветом, до пробуждения глухарей, стараясь не хрустеть, приближаюсь к

окраине тока.

Хорошо, что пораньше пришел. Проснувшись, птицы становятся очень осторожными, а

заподозрив опасность, не запоют.

Песня мошника не отличается звучностью. Приглушенные тона её неуловимо

растворяются в сумеречной тишине. Охотник, ещё незнакомый с этой песней, если она и

долетит до его слуха, пожалуй, не обратит на неё внимания. Опытный же, в тихую погоду и в

редком лесу, услышит точение – глухую трель – за триста-четыреста шагов. В ветер, в дождь,

в чаще, после восхода солнца, когда пробуждается разноголосый весенний хор пернатых,

слышимость, конечно, хуже...

Стою, слушаю и жду, поглядывая на восток... Светлеет. Иногда в сильный мороз глухари

запевают после восхода солнца. Но сейчас тепло. Вот-вот начнет игру какой-нибудь старый

петух. Молодые, первогодки, в раннюю пору весны прилетают скорее утром, чем с вечера, и

первые дни не поют, а только прислушиваются да изредка «крекают»...

Чу! Щелкают!..

Издали обычно долетает сначала точение. Приблизившись, различаешь и прелюдию –

пощелкиванье или тэканье. С этого момента и начинают подход «в песню». Ведь пока не

услышишь тэканья, не рассчитаешь – когда шагнуть.

Сейчас от мутной стены сосняка доносятся ко мне полные песни.

Близко играют мошники. Один – впереди, другой справа.

Решаю идти к переднему. Давая ему разыграться, пропускаю несколько песен, не сходя с

места.

Трудно изобразить звуками глухариную песню.

Часто, чтобы дать о ней хоть какое-нибудь представление и заранее потренировать

начинающего охотника, «учитель» постукивает пальцем по спичечному коробку – «щелкает»,

мол! И «ученик» стоит «наизготовке». Затем «тренер» палочкой быстро проводит по зубьям

рогового гребешка и объясняет: «Точит, подскакивай!». И «охотник»... прыгает по комнате.

Этот наглядный урок показывает, что при щелканье токовика нельзя двигаться, шагать к нему

следует только в момент точения.

Слушая глухаря, можно подобрать примерно такое звукоподражание: «Док!.. док!.. да-

ке!.. да-кэ!.. тэкэ!.. тэкэ!.. тэкэ-тэкэ-тэкэтэкэ-тэкэ... Динг!-вжги-чири-вжги-чири-вжги-чири-

вжги-чири-вжги-чирииить!».

«Док» – одиночное щелканье. Продолжается или долго (особенно в начале пения и когда

певец насторожен) или быстро сменяется сдвоенным «даке». Потом – частое «тэкэ» (по

существу, то же щелканье, но тоном выше и мягче), переходящее в слитное тэканье –

щелкоток. За ним следует главный удар «динг» – глоточный звук от быстрого втягивания в

горло языка. Это напоминает хлопанье пробки, мгновенно вынутой из бутылки. Главный

удар – первое звено глухой трели – неотрывно сливается с точением. Именно со звуком