Следы и тропы. Путешествие по дорогам жизни

Только позже, изучая невидимые муравьиные дорожки, – а эти насекомые, возможно, являются лучшими в мире строителями троп, – я наконец-то понял, в чем дело: строго говоря, эдиакарские животные оставили после себя не тропинки, а следы. Магическая на первый взгляд эффективность муравьиных тропинок объясняется очень просто: маршрут, проложенный одним муравьем, незаметно развивается и улучшается муравьями, бегущими вслед за ним. У нас нет никаких оснований полагать, что эдиакарские организмы ходили, а вернее – ползали, друг за другом. Их следы были попросту никому не нужны, даже им самим.

Значения слов, которыми мы привыкли называть места для прохода и проезда – тропы, тропинки, тропки, треки, маршруты, пути, трассы, дороги, дорожки, – со временем переплелись и перемешались. Я виноват в создавшейся путанице не меньше остальных носителей языка – отчасти потому, что значения этих слов пересекаются ровно также, как в реальной жизни пересекаются пути-дорожки. Для лучшего понимания того, что из себя представляют именно тропинки, нам следует разобраться со всеми понятиями и по возможности разделить их. Скажем, коннотации таких слов, как тропинка и дорожка, пусть и незначительно, но отличаются: если «дорожки» благоустроены и ухожены – другими словами, укрощены человеком, то «тропинки», напротив, возникают сами по себе и потом живут своей жизнью. Редакторы Оксфордского словаря английского языка довольно пренебрежительно называют тропинку «грубой примитивной дорожкой» и отмечают, что тропинки появляются самопроизвольно и найти их можно только в необжитой местности; фраза «прогулка по садовым тропинкам» на английском языке звучит очень странно. Но почему?

Дорожки ассоциируются у нас с цивилизацией отчасти из-за того, что убегающие вдаль рукотворные прямые линии имеют много общего с городскими архитектурными объектами. Тропинки же, напротив, хаотичны, они могут появиться везде, где случайно ступит нога человека.

Значения этих слов сблизились в девятнадцатом веке в Северной Америке, когда англосаксам во время путешествий почти всегда приходилось пользоваться тропинками, протоптанными дикими животными или индейцами. Слово обрело новый смысл именно на Западе; в Оксфордском словаре английского языка слово trail в значении «тропа», «дорожка следов животного» или «дорога, по которой ездят фургоны» впервые упоминается во времена экспедиции Льюиса и Кларка. В 1876 году в своей книге «Plains of the Great West» («Равнины Дикого Запада») полковник Ричард Ирвинг Додж, у которого был большой опыт следопытства, дал крайне полезное для нас определение: тропа – это цепочка «знаков», по которой можно уверенно двигаться к цели. Мне нравится это определение, потому что оно уводит нас от ошибочного мнения, что тропа – это просто узкая полоска земли, однако тут тоже требуется небольшое уточнение. В данном случае слово «знак» является синонимом «следа» в самом широком смысле этого слова – любой отметки, оставленной животным на своем пути: следы лап или копыт, экскременты, сломанные ветки, кора, поврежденная оленьими рогами, и так далее. «Тропа состоит из „знаков“, но сами „знаки“ ни в коем случае не являются тропой, – уточнил Додж. – Олень может оставить „знаки“, но это не значит, что вы сможете найти и прочитать их». Из этой формулировки следует, что тропа – это след, который можно проследить.

С появлением тропы происходит чудо. Вдоль призрачной инертной линии появляются разборчивые знаки, благодаря которым животные могут, словно телепаты, находить друг друга на больших расстояниях (сами знаки могут быть физическими, химическими, электронными и теоретическими).

Самое удивительное в этой системе знаков заключается в том, что оставлять и читать их можно, не обладая интеллектом. Одними из первых следопытов, входящих в царство животных, были, вероятно, морские брюхоногие моллюски (дальние предки улиток и слизней), которые появились в Ордовикский период. Современные брюхоногие могут ползти по следу, оставленному на морском дне другими моллюсками, пробуя на вкус покрытую слизью поверхность следа (этот процесс называется «контактная хеморецепция»). Слизь нужна брюхоногим в первую очередь для того, чтобы быстрее передвигаться, однако со временем эта липкая субстанция превратилась в эффективный сигнальный механизм, который можно сравнить с шоссе, ограниченным с обеих сторон обочиной, неровности которой предупреждают водителя об опасности вылететь с дороги. Некоторые брюхоногие – например, грязевые улитки, ползают по липким следам только вперед, а поскольку они выбирают самую свежую слизь, то могут следовать друг за другом по пятам, словно стадные животные. С другой стороны, морские блюдца выделяют специальный секрет, чтобы найти обратную дорогу к насиженному месту, которое они выцарапывают на скалах.