Читаем Следы империи. Кто мы – русские? полностью

О происхождении слова «русский» ученые спорят до сих пор. Одни считают, что оно родилось из названия реки Рось, небольшого притока Днепра, другие ищут корни в древнем арийском языке, где слово «рухс» означало «светлый». Но самой популярной и исторически обоснованной сегодня считается норманнская теория, согласно которой слово «рус» принесли с собой с Севера на землю древних славян воины-варяги, называвшие так своих гребцов. Столетиями на русской земле в результате войн, освоения новых территорий, ассимиляции и распространения православия рождался огромный суперэтнос, впитавший в себя черты самых разных племен: независимость и отвагу скандинавских викингов, стойкость и духовную силу славян, смиренное трудолюбие финно-угров, темперамент татар – так создавалась неповторимая русская цивилизация.

Известный историк-этнолог Лев Гумилев считал, что в русский суперэтнос входят и буряты, и осетины, и удмурты, и представители других коренных народов, проживающих в России. Все, кого объединила не столько общая территория, традиции, язык и вера, сколько общая историческая судьба. Как бы ни пытались разделить, расчленить, уничтожить русскую цивилизацию, она возрождалась снова. И после татарского нашествия, и после великой смуты, и после революции 1917 года. Эту особенность отметил неравнодушный к России немецкий канцлер Отто фон Бисмарк, который писал:

«Русские, даже если их расчленить, так же быстро вновь соединятся друг с другом, как частицы разрезанного кусочка ртути».

Уже к XVI веку наряду с названием «русский» в язык входит слово «россиянин». Впервые оно встречается в произведениях преподобного Максима Грека, кстати, этнического грека по происхождению, как следует из его имени.

Россия – так называли Русь в Византии. К XIX веку для определения нации в целом официально стали использовать формулировку «подданные Российской империи». Русскими же тогда называли в основном представителей трех народов: великороссов (жителей Центральной и Северной России), малороссов (нынешних украинцев) и белороссов. Причем в словосочетании «Малая Россия» не было ничего уничижительного. Под «Малой» имелся в виду не размер или значение, а центр, малая родина, корневое место. Название «Белая» было связано исключительно с географией: по традиции стороны света обозначались определенными цветами, и цветом запада был белый.

Наша Российская империя формировалась как Православная. Православие было некоей скрепой, стержнем государства, но наступил 1917 год, и все изменилось. Как во время Французской революции была сделана попытка создать единую политическую нацию, заменить принцип верности королю и церкви принципами верности французскому народу и французской нации, так и в России после рокового 1917 года большевики начали разделять народ по этническому признаку.

В паспортах царской России не существовало графы «национальность». Указывались лишь фамилия, вероисповедание, семейное положение, дети, особые приметы и место жительства. Не было такой графы и в опросных листах при переписи населения. Лишь под 11-м пунктом нужно было указать вероисповедание, а под 12-м – родной язык. Так что появлением графы «национальность» мы обязаны большевикам.

Губернский принцип деления страны в СССР также заменился национальным. Например, вместо Казанской губернии возникла Татарская АССР. Зачем это было сделано и к чему привело? Дело в том, что у большевиков были очень ограниченные возможности по контролю над территориями, которые они захватывали. Поэтому им нужно было вычленить местную элиту и найти какие-то идеи, с помощью которых они могли эту элиту буквально завербовать. Это было время конкурентной политики. Разделение по национальному признаку помогало жестко управлять определенными территориями и ее жителями.

Глубоко убежден, что попытки проповедовать идеи построения русского «национального», моноэтнического государства противоречат всей нашей тысячелетней истории. Более того, это кратчайший путь к уничтожению русского народа и русской государственности. Да и любой дееспособной, суверенной государственности на нашей земле. Российский опыт государственного развития уникален. Мы – многонациональное общество, но мы – единый народ.

Владимир Владимирович Путин,Президент России

Семья или «тюрьма народов»?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное