Читаем Следы империи. Кто мы – русские? полностью

Мы, русские, эту истину уже обрели, и наша задача – ее сохранить. Но нельзя просто транслировать знание и запрещать всем думать иначе. Дважды два – четыре, а не пять. В религии требуется не объективное, а субъективное знание. Нельзя сказать: «Мы верим во Христа, и ты верь, потому что в него верили отцы и деды». Это путь, который каждый должен пройти самостоятельно. И здесь вопрос о свободе – ключевой. Если мы начнем ограничивать свободу, то это автоматически будет рождать секту, потому что секты Российской империи были продуктом религиозной несвободы. Люди чувствовали себя мучениками, борцами за истину. Это очень опасная тема, потому что попытки государства, которое ничего не смыслит в духовности, регулировать религию кончаются очень плохо. Государство должно бороться с псевдорелигиозными манипулятивными движениями.

Истину удержать сможет не оно, а православные люди. Если человек православный, уверенный в своей истине, будет о ней свидетельствовать, этого достаточно даже в условиях антицерковного государства.

Наши православные не все знают свое православное учение, колеблются, даже некоторые попадают в разные секты и расколы. Они не знают, бедные, что все ереси и секты основаны на гордости и самовнушении: «Мы спасены». Они все Писание целиком не признают, а выбирают только то, что оправдывает их учение.

Старец Макарий Оптинский

Стоит прислушаться к этим мудрым словам. Ведь Бог всегда искренен и честен, а лидеры сект всегда корыстны – так учит наш, русский опыт.

Рождество: праздник веры или торжество потребления?

Рождество – это великий христианский праздник. В мире существует 195 независимых государств, в 156 из них Рождество – это государственный праздник. Да и в большинстве остальных этот день так или иначе празднуется. Везде, конечно, существуют разные традиции, но и отношение к Рождеству разное. Для кого-то, например для русских, это ежегодное ожидание великого чуда – чуда рождения Бога. А для очень многих людей на Западе – ожидание чуда рождественских распродаж. Для них праздник Боговоплощения стал праздником потребления.

Знаменитый английский драматург Бернард Шоу еще в начале прошлого века сказал: «Рождество – это время года, когда мы должны покупать вещи, которые никому не нужны, и дарить их людям, которые нам не нравятся».

Для меня Рождество – это крупнейшее величайшее событие как духовной жизни, так и цивилизационное. С него начался новый мир – тот мир, в котором мы сейчас живем.

Александр Леонидович Дворкин,историк, богослов, исследователь современного религиозного сектантства

В России это праздник не государственный, но традиционный и входит в разряд Великих церковных праздников. Долгое время он был под запретом, но сегодня Рождество в нашей стране празднуют открыто, и для многих оно остается таким добрым, таинственным, ласковым, зимним чудом.

Я вырос в советское время, Рождество тогда не отмечалось. Мы в школьные годы не знали этого праздника. У меня нет детских воспоминаний о нем, но есть взрослые. Это праздник возвращения к своему народу, своей вере, своей истории, своей культуре. В общем-то к себе. Поэтому Рождество и Пасха – это какие-то настолько личные ощущения и настолько важные праздники и для меня лично, и для всей нашей страны, да и для всего нашего народа, что не говорить об этом нельзя.

Сергей Вячеславович Перевезенцев,историк и философ, писатель

Рождество и мир потребления: «чудо» продажи

25 декабря было утверждено в качестве даты празднования Рождества Христова после прекращения гонений на христиан при императоре Константине. Уже с конца IV века весь христианский мир безбоязненно праздновал этот великий праздник.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное