Я вытаращил глаза, но мужик и Макс уже забыли про меня. У них пошёл какой-то очень специальный разговор. Макс говорил, что его комбинат перешёл на использование только голландских, породистых коров, но оборудование он предпочитает немецкое. Мужик соглашался. В общем, они проговорили больше часа и здорово напились.
– Макс, откуда ты всё это знаешь? – спросил я пьяного Макса, когда мы расстались с мужиком.
– Ничего я не знаю, – ответил он, улыбаясь всей физиономией. – Так, новости видел про молочную ферму и всё. А молочный комбинат № 1 – это выдумал. Но, наверное, такой в каждом городе есть.
– А зачем?
– А что ему рассказывать? Что ты режиссёр непонятного театра из Кемерова? А про себя что ему сказать? Что я недоучившийся математик, бизнесмен, артист и весёлый человек? Он бы разговаривать с нами не стал. А так ушёл счастливый. И ему было не так одиноко в Москве с нами. И мне было весело. Он даже не догадался. А про тебя я сказал, что у тебя фабрика по производству спичек. Он тебя тоже сразу зауважал.
Макс не упускал ни одной важной детали жизни. Только у его взгляда была очень особенная оптика. Он выдёргивал из окружающего пейзажа всё, что мог увидеть и оценить только он один. Только он мог позвонить мне рано утром для того, чтобы…
– Представляешь, еду сейчас по городу и вижу мужика, который ковыряется в мусорном баке, а на нём такой плюшевый пиджак с эмблемой «Нью Орлеан юнивёрсити». И он, главное, в белых перчатках копается в помойке. Забавно, правда? Ну, ладно, извини, что разбудил.
Или он мог заехать за мной вечером…
– Слушай, поехали! Видел потрясающую вещь! Надо посмотреть! Тебе понравится, ты будешь доволен.
Он вёз меня через весь город на рынок.
– Вот! – гордо говорил он. – Где ты ещё такое увидишь?
Макс радостно мне показывал железный павильон, покрашенный нежно-голубой краской. На павильоне была надпись «Шашлыки». Возле павильона стояли и пили пиво несколько человек, пара кавказцев раздували угли в стальном чёрном мангале. Но главное и обратившее на себя внимание Макса находилось не перед павильоном, а сбоку. На торцевой стене железного сооружения, на голубом фоне, был нарисован Микки Маус. Он улыбался, в левой руке Микки держал шампур с нанизанным на него шашлыком, от шашлыка поднимался нарисованный дымок. Правую руку знаменитый мышонок поднял вверх и показывал пальцами знак «V» (виктори). Над всем этим русскими буквами было написано: «О’кей!»
– Я хотел тебе это показать, – сказал Макс, – поехали. Это всё.
Макс везде находил то, что его радовало. Находил и радовался. Радовался сам и старался обрадовать остальных.
Но чем меньше он участвовал в жизни театра, тем чаще он делился со мной своими творческими замыслами. Ни он, ни я не чувствовали в этом никакой опасности. Он делился этими замыслами, они все были забавные. Делился и продолжал зарабатывать деньги неведомым способом. А потом я уехал из Кемерова, и жизнь на некоторое время развела нас.
Мы часто перезванивались, подолгу говорили. Иногда встречались в Москве. Макс изменился. Он давно уже женился. У него родились дети. Он был счастлив. Во всяком случае, лихости в нём не убавилось. Но что-то изменилось. Он похудел и выглядел почти спортивно. Но изменения с ним происходили другого рода.
Раньше он радовался и смеялся, и ему было весело и хорошо. А теперь он смеялся и часто говорил: «Как хорошо, старина!» или «Слушай, как же мне хорошо!»
– Скажи мне, только честно, – однажды во время нашей встречи в Москве сказал изрядно пьяный Макс, – всё же хорошо? Правда же, всё хорошо?
– Конечно! – ответил не такой пьяный я. – Всё отлично.
– Отлично-то отлично! – медленно и грустно сказал он. – А вот хорошо ли?
Потом он мне признался и рассказал, что придумал спектакль и хочет его сделать в моём бывшем театре с теми самыми актёрами, с которыми сам когда-то играл. Он сказал, что ему сильно надоели все дела, которыми он так много занимался, и теперь его увлекает только творчество.
– Только творчество! Понимаешь? – сказал он и даже сжал кулак.
Макс сделал этот спектакль, и я увидел его. У него получился небольшой такой, очень смешной, трогательный и нежный спектакль, весь состоящий из напряжённых и тупиковых разговоров. Странные персонажи и странные темы. Мне очень понравилось. Я смеялся и очень радовался. Макс работал над спектаклем очень долго и явно устал от этой работы. После спектакля мы с ним уединились. Я хвалил его…
– А ничего, что в нём нет глубины? – спросил Макс и засмеялся.