– И не только это, – с гордостью заявил Одрен, внезапно оторвавшись от изучения своих рук. – Если бы вы внимательнее относились к своим обязанностям, внимательнее читали мои отчёты, то знали бы, что технология практически готова к использованию.
– Уже через три дня первый старт! – поддакнул, хотя его никто не спрашивал, невысокий и смуглый Пентэс, вечный подпевала.
– Мы не только сможем путешествовать сквозь Вселенную практически мгновенно, просто меняя свои собственные полевые структуры. Мы сможем менять пространство и время по своему усмотрению, мы сможем перестраивать молекулярные структуры и по-настоящему творить новые формы Вселенной, как боги!
– Как боги? – скептически скривился Мелих. – Ты как себя чувствуешь, Одрен? Голова не кружится от собственного безумия?
– Немедленно прекратите это, Мелих! – взорвался, наконец, Андрог. – Не смейте разговаривать с многоуважаемым магистром Одреном в таком недопустимом тоне!
– Или что? – снова нагло усмехнулся Мелих и повернулся к главе Совета Знаний, который нервно покусывал губу и молчал, обуреваемый новыми сомнениями. – Нексур, тебе не кажется, что это бред? Ребята явно горячатся. Насколько надёжна эта технология? Как она скажется на состоянии всего пространственно-временного континуума? Насколько точны расчёты? Где гарантия, что вмешательство в Творение на таком уровне не разрушит нашу планету? Кто из этих гениев лично поручится за расчёты? И кто возьмёт на себя ответственность за последствия? Ты?
Нексур опустил глаза и не ответил. Его раздирали противоречия, но пойти на попятную он уже не мог. Слишком долго они готовились к этому моменту триумфа, слишком многое поставлено на карту. Нет. Отступать нельзя. Но… что, если Мелих прав?
– Что-то здесь явно запахло речами святош из Конклава, – ядовито вставил Пентэс. – Сдаётся мне, ты не чист перед нами. Твоя аура замутнена и…
– Что? – презрительно хохотнул Мелих. – Если бы я работал на Конклав Света, даже этого заседания бы не было, ясно? А вы все, – он снова повернулся к Нексуру и с нажимом повторил: – ВСЕ, слышите? Полетели бы со своих тёплых постов и лишились бы всех своих заслуг и званий. Так что прикуси язык, дорогой мой Пентэс, я не с тобой разговариваю.
Пентэс заметно побледнел, но больше не произнёс ни слова, прожигая ненавистного Мелиха взглядом, полным бессильного гнева. Тогда заговорил Одрен – он даже поднялся с места, чтобы продемонстрировать всю серьёзность своего заявления: