— В общем, я на два месяца угодил в жалкое подобие больницы в Танжере, так что мне пришлось протрезветь и проанализировать свою жизнь. Мне не понравилось то, что я увидел. Но предпринимать еще одну попытку самоубийства было бы нелепо. — Он помолчал, потом спросил: — А ты, Гай? Какого черта ты здесь делаешь?
— Предполагается, что лечу больных. — Он поморщился. — Я работаю в миссионерском госпитале в провинции. При этом я умудрился подцепить одновременно и малярию, и амебную дизентерию, так что меня собираются отослать домой. Досрочное расторжение контракта по причине плохого здоровья.
— А почему ты поехал сюда, Гай? Когда мы встречались в последний раз, мне показалось, что ты неплохо устроился в Лондоне.
Гай пожал плечами.
— Мне все надоело. Я чувствовал себя не в своей тарелке. Это напоминало бег на месте, но я не видел возможности что-то изменить. А потом, когда Оливер сказал, что женится на Элизабет…
— Оливер? Твой Оливер?
— Да. Он женился на Элизабет Кемп в августе прошлого года.
Сначала Джейк оторопел. Затем оцепенение сменилось весельем, его плечи затряслись от смеха.
— Оливер и Элизабет? Твой Оливер… и Элизабет, дочь Николь?
— Не вижу в этом ничего смешного, — возмущенно сказал Гай. — Это было неожиданностью для всех нас.
— Такое не часто происходит, — проговорил Джейк, пытаясь унять смех.
— Дело в том, что Элизабет была беременна.
Единственный глаз Джейка округлился.
— У меня теперь есть внучка, — с гордостью сказал Гай. — Ее зовут Кристабель.
— Поздравляю. А как Элеонора? Не думаю, чтобы она рвалась нянчить внучку.
— Понятия не имею. Мы не переписываемся.
— Мне ее почти — заметь, почти — жаль, — задумчиво сказал Джейк. — А что значит — не переписываетесь? Она не в Африке?
— Боже, конечно, нет. Мы разводимся. — Гай снова нахмурился. — Но не только из-за Оливера и Элизабет. Это послужило лишь катализатором. — На него вдруг нахлынула тоска. — Наш чертов брак — мой и Элеоноры — ошибка. Ты можешь представить, Джейк, каково это — осознать, что двадцать лет твоей жизни были ошибкой?
Губы Джейка дрогнули.
— Конечно, могу, Гай. Моя жизнь — не что иное, как серия ошибок. От большинства из них страдаю я сам, но что здесь удивительного?
Наступила тишина, прерываемая лишь звуком быстрых шагов на улице и шорохом крыльев мелких белых мотыльков, кружащихся вокруг масляной лампы.
— А теперь я думаю, — медленно проговорил Гай, — что с моей стороны было крайне самонадеянно думать, что я могу что-то изменить: спасти мир или себя. Мое путешествие сюда привело меня к двум выводам: что у меня слабая печень и что в свои сорок шесть лет я все еще очень наивен.
— Ты идеалист, Гай, — мягко сказал Джейк. — Ты всегда им был.
«Великодушный приговор», — подумал Гай. Пограничная линия между идеализмом и самообманом казалась ему сейчас очень и очень тонкой.
— Значит, вы с Элеонорой расстались. А Фейт… как же Фейт?
— Она была на свадьбе. Хорошо выглядела.
— Я не об этом, — сказал Джейк, пристально глядя на Гая, — совсем не об этом.
— Я уехал рано. Не мог же я пойти на банкет!
Джейк с трудом удержался, чтобы не рассмеяться снова.
— Я почти сожалею об этом. О том, что меня там не было. Наверное, ты действительно чувствовал себя неловко.
— Абсолютно, — с жаром подтвердил Гай.
— Значит, ты просто… уехал?
— Я опаздывал на самолет, — оправдываясь, сказал Гай.
— Значит, ты увидел Фейт, сказал ей, что отчаливаешь в Африку, и снова исчез из ее жизни?
— Все было не так. Или так, но не намеренно.
Он вспомнил, как изменилось выражение лица Фейт, когда он сказал Ральфу, что уезжает в Африку. В ее глазах потух огонек.
— Фейт любит тебя, Гай. Она всегда любила тебя и всегда будет любить.
Гай впервые за многие месяцы почувствовал трепет надежды.
— Ты так думаешь?
— Я это знаю. — В голосе Джейка слышалось раздражение. — Не хочешь же ты сказать, Гай, что так и не признался Фейт в своих чувствах? Если ты, конечно, все еще любишь ее.
— Да, я люблю ее, — тихо сказал он. Потом попытался объяснить: — С моей стороны было бы довольно смешно и самонадеянно предполагать, что я нужен Фейт после всего, что случилось.
— Ты должен все исправить. — Джейк стукнул кулаком о ладонь. — Ты должен поговорить с ней.
— А ты, Джейк, ты сообщил ей, что ты жив и здоров?
— Один-ноль в твою пользу, — пробормотал Джейк и, поднявшись, распахнул ставни. В комнату влетело облако мошкары.
— Почему ты не написал ей? Письмо… открытку… Боже, ты должен был знать, что она страдает!
Джейк выглядел виноватым.
— Начнем с того, что я об этом просто не думал. Я мотался по свету, злясь на всех. А потом, уже в больнице, я вспомнил оставленные на берегу кучку одежды, письмо в рюкзаке. Я понял, что они должны были предположить. Хотя тот человек, у которого я украл одежду, или рыбаки могли…
— Нет. Видимо, нет.
— В общем, я подумывал о том, чтобы написать родным, а потом решил — зачем? Без меня им лучше. Фейт права. После маминой смерти мы свалили все на нее.
— Ральф убежден, что ты жив.
Джейк улыбнулся.