Следы на песке

— Бруно, позволь представить тебе Джейка и Фейт Мальгрейв. Ребята, это Бруно Гейдж. Он пишет жутко ядовитые рецензии. — Руфус выразительно закатил глаза. — Джейк, ты, кажется, говорил, что твой отец сочинил какую-то книгу?

Бруно Гейдж взглянул на Джейка.

— Мальгрейв? Был такой писатель… «В твоих молитвах, Нимфа»?

Джейк погасил сигарету.

— Единственная папина литературная авантюра.

— Читала ее, Линда? — Бруно посмотрел на женщину, которая подошла к ним. Та покачала головой. У нее были светлые, гладко зачесанные волосы. — Помнится, это был скандальный успех. Я прочел его еще в школе. В свое время этот роман считался верхом неприличия. А по нынешним меркам он вполне безобидный. Я его прятал в ящике стола под фруктовым пирогом.

— Как чудесно, когда у тебя знаменитый отец, — проговорила Линда.

— Я всегда считал, что эта книга — полная чушь, — сказал Джейк. — Мне не удалось осилить и половины.

— Надеюсь, вы представите меня своему отцу? Я почту за счастье познакомиться с Ральфом Мальгрейвом. — Бруно взглянул на часы. — А теперь идемте все ко мне домой. Я опустошаю свои погреба. Грядет пирушка.

— Бруно созвал просто сотни гостей, — сказала Линда, не сводя своих бледных глаз с Джейка.

— Это мой пир «apres nous le deluge»,^[26] — объяснил Бруно. — Мы должны выпить все шампанское и съесть всего консервированного лосося, чтобы когда придут немцы, им ничего не досталось.

Они вышли из ресторана. Бруно Гейдж жил в красивом четырехэтажном особнячке в Найтсбридже. Когда открыли высокие, доходящие до пола окна, в гостиную проник аромат жасмина и роз из сада. При залпе пробок от шампанского одна из девушек вскрикнула, сначала испуганно, потом с облегчением.

— Я думала, это… я думала, что это… — она не смогла закончить свою мысль.

— Если они войдут сегодня, я собираюсь напиться до бесчувствия, — сказал кто-то.

Другой голос подхватил:

— Если они войдут сегодня, я не буду шафером на свадьбе у своей кузины и мне не придется надевать этот чертов фрак.

Ответом на это был взрыв хохота.

Кто-то поставил пластинку «Ты заставила меня влюбиться в тебя, а я ведь не собирался…». Руфус подхватил Фейт, и они стали танцевать на лужайке перед домом. Когда он прижал ее к себе, Фейт закрыла глаза и подумала: «Я почти забыла». Последние несколько недель ей казалось, что образ Гая отпечатан у нее в сердце и ей необходимо стереть его или заменить другим. Но иногда ее страдания отчасти вытесняла ярость: было унизительно осознавать, что она значит для Гая гораздо меньше, чем он для нее.

Пирушка становилась все шумнее и разгульнее. В поисках ванной комнаты Фейт наткнулась на какую-то девицу, которую тошнило в китайскую вазу, и на парочку, обнимающуюся на лестнице. Когда она вернулась, Руфус сказал: «Может, пойдем?» — и Фейт кивнула.

Она была сильно пьяна; по дороге домой они хором распевали песни, и Руфус рассказывал очень неприличные анекдоты. Анекдоты казались ей невероятно смешными, и она уже не стеснялась того, что фальшивит. Руфус обвил рукой ее талию и поддерживал, когда она спотыкалась. Уже почти стемнело, поэтому, когда они вышли на угол Махония-роуд, Фейт сначала не узнала мужчину, стоявшего перед дверью ее дома. Услышав за спиной смех и взвизгивания, он повернулся. Она прошептала: «Гай».

Руфус неуверенно покачнулся. Фейт привалилась к нему. Гай перешел на их сторону улицы.

— Я тут был поблизости и решил зайти, — сказал он. Фейт увидела, как он скривил губы, окинув взглядом ее и Руфуса. — Но вам явно не до меня.

Он повернулся и пошел прочь. Фейт тихонько ахнула и зажала рот рукой.

— Вежливый малый, — пробормотал Руфус.

Фейт повернулась к нему:

— Ну, мы идем домой?

Руфус вставил ключ в замок. Фейт взбежала наверх. Если бы у нее было время подумать, решимость покинула бы ее. У себя в спальне она расстегнула платье, и оно соскользнуло на пол. Руфус обхватил ее за талию и поцеловал сзади в шею. Она была рада, что единственная лампочка под потолком дает мало света и Руфус не видит, что комбинация на ней старенькая и застиранная. Он коснулся губами ямки между лопаток Фейт. Когда они были уже в постели, он помедлил и внимательно посмотрел на нее своими бархатными темными глазами:

— Ты ведь уже делала это раньше, а, Фейт?

— Ну конечно.

Она ожидала ощутить экстаз или ужас и была разочарована. Когда все было кончено, Фейт испытала облегчение: она перешла мост и оставила жизнь, которую уже переросла, позади.

Джейк успел перетанцевать с десятком девиц, одну или двух поцеловать и выпить уйму великолепного шампанского Бруно. Разыскивая туалет, он, спотыкаясь, обошел дом, заглядывая во все двери. Лак и позолота роскошно обставленных комнат что-то напоминали ему, но не Ла-Руйи: эта разнузданная пышность ничем не походила на увядающее величие Жениного замка. Джейк старался не думать о том, что сталось с Ла-Руйи, затерянным в полосе оккупированной зоны, которая протянулась по всему западному побережью Франции.

У него за спиной раздался голос:

— Любуетесь декором? На мой взгляд, чересчур затейливо. У меня от этой красоты через некоторое время начинает болеть голова.