С высоты открылась сухая прямоугольная планировка верхнего Нового Асгарда; среди однообразных заснеженных кровель — провалы площадей с обязательными «вдохновляющими» статуями. Чахлый городской парк был обнесен гладкой стеной, исписанной двухметровыми буквами призывов и лозунгов; такие же литеры, железные, в облупившейся краске, выстраивались по краям крыш, слагая изречения Безымянного Вождя. Делая вираж над низиной, где кладбищенскими прямыми линиями вытянулись казармы младших братьев, Лобанов думал: ведь все, что он сегодня сказал им, отцы клана уже не раз слышали. Возможно, они это слышали семь раз. Первым был Исаев. С ним, вероятно, тоже попрощались торжественно, «на уровне послов». А потом… Для скафандра высшей защиты, вероятно, хватило одного тяжелого снаряда. Исаев, Перекрест, Эйхенбаум, Хаддам, Стенли… Кокон Уве практически неуязвим. Что с ним сделали? Что?..
Заветный вопрос Валентин патриархам так и не задал, поскольку знал после гибели Суареса, каким будет ответ.
Они ни за что не признаются, что ведут охоту за проникателями, пришельцами с Земли. Что истребили уже семерых и с такой же целью стреляли по Валентину, выходившему из Улья. О, тут наверняка не было никакой «ошибки» — следящие приборы подсказали, что защитный кокон снят, и разведчика пытались взять живьем — дурманным газом, ловчей сетью… Зачем? На допрос? Пыткой выбить какие-то сведения? Но мы же ничего не скрываем!..
Они не скажут, что случилось с Бьернсоном. И «скачущее» энергетическое поле будет равнодушно трещать, скрывая их мысли.
Если Бьернсон не погиб под Новым Асгардом, когда на него сбросили водородную бомбу, — а он скорее всего не погиб, — куда он мог направиться? Не искать ли Вольную Деревню, слухи о которой вполне могли дойти до Уве? Сказочный город добра и справедливости, во всем противоположный угрюмой столице «Стального ветра»?
Надо отработать и этот вариант. Но прежде — по биоизлучению найти на просторах окаменелого наста Урсулу. Все-таки добавочные сведения. А может быть, не только потому хочется ее видеть?..
Перед входом в здание Валентину пришлось обнять Урсулу за плечи: такая дрожь била женщину, прямо зубы стучали. Трупов или костей кругом не было — то ли их превратил в пыль атомный жар, то ли позднее растаскали крыланы и прочая милая вальхалльская живность, — но ощущение мертвечины, массовой бойни усиливалось с каждым шагом. «Концентрация смерти», — подумал Валентин. Это как плотное, тяжелое газовое облако над старинным химическим заводом. Никакой ветер не развеет… Обнимая и ведя Урсулу, Лобанов был вынужден снять с себя кокон, стиснуть его до размеров горошины в нагрудном блоке, где лежал абсолют-аккумулятор, и теперь чувствовал себя открытым всякому злу…
Через обугленный дверной проем они вступили под внушительный портал, в анфиладу залов, наполненных полумраком, заваленных мусором, — влажных, душных и гнилостью пахнущих помещений. Что-то с резким стрекотом скользнуло между ног к выходу, зыркнуло на бегу одиноким желто-горящим глазом… Шевелилось, шуршало в разных углах, разражалось визгливым хохотком или затевало драки с гневным крысиным верещанием.
Все крепче прижимая к себе Урсулу, Лобанов шел к некой точке в глубине здания, куда вело его безошибочное чутье.
Ага, вот, кажется, и оно, искомое место. Ничего особенного: небольшой, обитый истлевшей тканью зал с рядами соединенных кресел, с экраном на стене, когда-то, видимо, белым, теперь грязно-бурым, в потеках… У входа — железная лесенка с рифлеными ступенями, над ней дверь. Куда она ведет?
Темная комнатенка. Круглые жестяные коробки на полках. Два громоздких аппарата на штативах, примитивные конструкции с массой вертящихся деталей, у каждого впереди — трубка, уставленная в маленькое пыльное окно… Медицинские приборы? Оружие? Телеприемники?
— Извини, Урсула, но я без тебя тут не разберусь…
Она рассмеялась:
— Это всего-навсего кинопроекторы, дружочек! Для вас, землян, конечно, первобытная техника… А я когда-то работала киномехаником — кем я только не работала… Хочешь, прокручу какой-нибудь фильм? Только нужно электричество.
— Дам энергию от кокона. Твое дело крутить.